Павсаний. IX, 5, 1. Говорят, что землю фиванскую населяли сначала эктены, а царем эктенов был местный житель Огиг; поэтому-то у многих поэтов наиболее распространенным эпитетом Фив служит название Огигии. Говорят, что эти эктены погибли от чумной заразы; после эктенов поселились в этой стране гианты и аоны, как мне кажется, беотийские племена, а не пришлые люди. Когда прибыл Кадм и финикийское войско, побежденные в битве гианты на следующую ночь бежали в Фокиду, а аоны обратились к Кадму с просьбой о защите, и он разрешил им остаться и жить вместе с финикийцами. Аоны жили в деревнях, Кадм же построил город, который еще и до нашего времени носит название Кадмеи. Когда впоследствии город вырос, то Кадмея стала Акрополем расположившихся ниже ее Фив.

VIII, 1, 2. В сказаниях аркадян говорится, что Пеласг был первым человеком, который жил на этой земле. Но на основании этого рассказа можно заключить, что вместе с Пеласгом жили и другие, и что не один только Пеласг жил здесь, так как в противном случае над кем же из людей властвовал бы тогда Пеласг? Ростом, силой и красотой Пеласг выдавался среди всех, и разбираться во всех вопросах он мог лучше всех других; за это, мне кажется, и был он выбран царем над ними. ‹…›  Именно Пеласг, став царем, придумал строить хижины, чтобы люди не мерзли и не мокли под дождем, а с другой стороны, не страдали от жары; точно так же он изобрел и накидки (хитоны) из шкур овец: в таком одеянии еще и до сих пор ходит бедный люд в Фокиде и в Эвбее. Кроме того, Пеласг отучил людей от употребления полузеленых листьев деревьев, травы и кореньев, не только несъедобных, но иногда даже ядовитых; взамен этого в пищу он дал им плоды дубов, именно те, которые мы называем желудями. ‹…›

Говорят, что в царствование Пеласга этой стране и имя было Пеласгия.

Пер С. П. Кондратьева

Аристотель. Политика. VII, 10, 1. Выше было указано на то, что город должен быть возможно теснее связан с материком и с морем, а равно и со всей государственной территорией. Если же рассматривать местоположение города само по себе, то для того, чтобы оно соответствовало наилучшим пожеланиям, следует обратить внимание на четыре обстоятельства. А именно, города, обращенные к востоку и в сторону восточных ветров, являются более здоровыми; за ними следуют города, защищенные от северных ветров, – в них зимы мягче.

2. Из прочих условий нужно иметь в виду то, что благоприятно для внутренней политической деятельности и для военного времени. На случай военных действий город должен давать гражданам удобный выход, для неприятелей же быть труднодоступным и труднообложимым. Водой и источниками город должен быть снабжен и возможно в большем количестве; в противном случае это должно быть возмещено устройством многочисленных и больших цистерн для сохранения дождевой воды, так чтобы никогда в ней не было недостатка на случай, если бы граждане оказались из-за войны отрезанными от своей территории.

3. Так как следует заботиться о здоровье жителей, а это связано с соответствующим местоположением города, то на втором плане будет задача устроить в городе здоровое водоснабжение; выполнение этой задачи заслуживает серьезного внимания. Ведь то, что мы употребляем для наших физических потребностей в очень большом количестве и весьма часто, оказывает огромное влияние на наше здоровье, а вода и состояние воздуха относятся именно к этому.

4. Что касается укрепленных мест в городе, то польза от них не одинакова для всех видов государственного строя. Например, акрополь подходит для олигархии и монархии, одинаковая укрепленность всех частей – для демократии, для аристократии же ни то ни другое, но, скорее, несколько укрепленных мест.

Расположение частных домов считается более красивым и более полезным для житейского обихода тогда, когда улицы идут прямо, по новейшему, т. е. по Гипподамову, способу. Для безопасности же в военном отношении – наоборот, как было в старое время: эта распланировка была такой, что при ней чужие войска с трудом могли найти выход, а врывающимся в город трудно было в нем ориентироваться. 5. Поэтому нужно, чтобы город сочетал себе ту и другую планировку. Правильную распланировку не следует придавать всему городу, а лишь отдельным частям и местам. Это будет хорошо в смысле безопасности и красоты.

Что касается городских стен, то отрицающие их надобность для тех городов, которые хвалятся доблестью жителей, судят слишком уж по-старинному, несмотря на то, что видят, как такого рода хвастливые притязания городов опровергаются действительностью. 7. Требование не окружать города стенами равносильно тому, как если бы кто-то стал искать местность, удобную для неприятельских вторжений, и приказал бы снести все гористые места или запретил бы и частные жилища окружать стенами, так как при наличии их обитатели этих жилищ тоже окажутся трусами. 8. А если так, то следует не только окружать город стенами, но и заботиться об их исправности: это и приведет к достойному украшению города, и послужит для его защиты во время войны, как против иных способов осады городов, так и против изобретенных в настоящее время.

11, 1. ‹…› Здания же, предназначенные для культа, и здания для сисситий главных должностных лиц удобно объединить в одном и том же приспособленном для этого месте, если только это не те святыни, для которых либо закон, либо какое-нибудь предписание оракула требуют обособленного положения. Самое место должно иметь вид, соответствующий его высокому назначению, и быть более укрепленным сравнительно с соседними частями города.

2. Ниже этого места надлежит устроить такого рода площадь, какая в Фессалии именуется «свободной площадью». Эта площадь должна быть чиста от всякого рода товаров, и ни ремесленники, ни землепашцы, ни кто-либо из подобного рода людей не имеют права ступать на нее, если его не вызывают должностные лица. Указанное место выиграло бы в красоте, если бы оказалось возможным расположить в нем гимнасий для старших, ведь следует и эти здания, придающие красоту городу, распределять сообразно  с возрастами, причем при гимнасии молодых должны находиться какие-нибудь должностные лица, а старшие должны быть поблизости от должностных лиц. Пребывание на глазах у должностных лиц особенно внушает истинный стыд и страх, свойственный свободным людям.

Торговая площадь должна быть отделена от этой площади и расположена отдельно; для нее нужно выбрать место, к которому был бы удобный подвоз для всякого рода товаров, доставляемых морским и сухопутным путем. ‹…›

4. Указанные правила следует применять и по отношению к государственной территории.

Пер. С. И. Жебелева

Аристотель. Политика. VII, 5, 1. Приблизительно так обстоит дело и с вопросом о территории. Что касается ее свойств, то, очевидно, всякий одобрил бы такую территорию, которая обеспечивает государству наибольшее самодовление. Таковой является территория, приносящая всякого рода продукты, так как самодовление и заключается в том, чтобы ни в чем не было недостатка. Размеры территории должны быть такими, чтобы население ее имело возможность проводить жизнь, пользуясь досугом, наслаждаясь свободой и вместе с тем воздержанно.

2. Общий характер территории определить нетрудно: она должна быть труднодоступна для вторжения, но иметь удобные выходы. Сверх того, подобно тому, как население государства ‹…›  должно быть легко обозримо, так легко обозрима должна быть и территория; «легко обозрима» значит, что ее легко можно защищать. Город, если его местоположение должно соответствовать наилучшим пожеланиям, надлежит устроить так, чтобы он был расположен одинаково хорошо и по отношению к морю, и по отношению к остальной территории государства. При этом нужно принять во внимание одно условие: город должен представлять собой среди всего окружающего пространства центральный пункт, из которого было бы возможно выслать помощь во все стороны. Другое условие – чтобы в город можно было легко доставлять получаемые продукты; далее, чтобы был удобный подвоз к нему лесных и всяких других материалов для обработки, имеющихся в стране.

4. ‹…› Сообщение города и всей территории государства с морем дает большое преимущество и для обеспечения безопасности государства, и для обильного снабжения его всем необходимым. Ведь гораздо легче тем, кому приходится искать спасения, выдержать неприятельское нападение, когда можно получить помощь с обеих сторон одновременно – и с суши, и с моря; равным образом нанести удар нападающим если не с обеих сторон, то хотя бы с одной легче в том случае, когда для государства открыты оба пути. Точно так же удобнее для государства получать те необходимые продукты, каких у него нет, а излишек своих продуктов переправлять за границу, ведь государство должно вести торговлю в своих собственных интересах, а не в интересах других.

5. Те, кто обращает себя в рынок для всех, делают это ради собственной выгоды. ‹…›  И теперь мы видим, что во многих странах и в городах существуют порты и гавани, которые прекрасно расположены по отношению к городу, не составляя с ним одно целое, но и не слишком далеко от него отстоят, и над некоторыми город господствует благодаря своим стенам и иным такого же рода укреплениям. ‹…›

6. Что касается морской силы, то, совершенно очевидно, лучше довести ее развитие до определенного предела. Ведь государство должно не только быть готово к самозащите, но и вселять страх, и быть в состоянии помогать некоторым из соседей как на суше, так и на море.

Аристотель. Политика. III, 5, 10. Государство создается не ради того только, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо; в противном случае следовало бы допустить также и государство, состоящее из рабов или животных, чего в действительности не бывает, так как ни те, ни другие не составляют общества, стремящегося к благоденствию всех и строящего жизнь по своему предначертанию. Равным образом государство не возникает ради заключения союза в целях предотвращения возможности обид с чьей-либо стороны, также не ради взаимного торгового обмена и услуг; иначе этруски и карфагеняне и вообще все народы, объединенные заключенными между ними торговыми договорами, должны были бы считаться гражданами одного государства.

I, 1, 1. ‹…› Всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собою все остальные общения. Это общение и называется государством, или общением политическим.

Аристотель. Политика. VII, 7, 4. Итак, мы должны перечислить задачи государства. ‹…› Должно быть прежде всего пропитание; затем – ремесла (человеческая жизнь нуждается во многих орудиях); в-третьих, оружие (оружие необходимо для участников государственного общения как для поддержания власти против неповинующихся внутри государства, так и против внешних врагов, если они попытаются нанести обиду); также известный запас денежных средств для собственных надобностей и для военных нужд; в-пятых, и это прежде всего, попечение о религиозном культе, т. е. то, что называется жречеством; в-шестых по счету, но самое необходимое – решение о том, что полезно и что справедливо в отношении граждан между собой.

5. Вот вещи, в которых нуждается всякое государство; ведь государство представляет собой не случайное общение людей, но, как мы утверждаем, способное к самодовлеющему существованию, а если  окажется, что чего-либо из перечисленного нами не хватает, то это общение вовсе не может быть самодовлеющим. Таким образом, государство должно состоять из частей, соответствующих перечисленным нами задачам. Значит, в нем должны быть налицо известное количество землепашцев, которые снабжали бы его пищей, ремесленники, военная сила, состоятельные люди, жрецы и люди, выносящие решения относительно того, что справедливо и полезно.

VII, 8, 3. ‹…› Так как для выполнения каждой из указанных обязанностей потребны люди различного возраста, и для одного дела требуется рассудительность, для другого – физическая сила. …С другой стороны, немыслимо, чтобы люди, имеющие возможность проявлять силу и оказывать сопротивление, постоянно мирились со своим подчиненным положением.

4. Таким образом, остается одно – передать одним и тем же лицам обеих категорий эти государственные обязанности, но не в одно и то же время, а в соответствии с тем, что природа наградила физической силой молодых, а рассудительностью – старших, полезно и справедливо произвести соответствующим образом и распределение обязанностей между теми и другими. Такое разделение будет соответствовать их ценности.

II, 1, 2. Начать следует прежде всего с установления того принципа, который служит точкой отравления при настоящем рассуждении, а именно: неизбежно, чтобы все граждане принимали участие либо во всем касающемся жизни государства, либо ни в чем, либо в одних делах принимали участие, а в других нет. Чтобы граждане не принимали участия ни в чем, это, очевидно, невозможно, так как государство представляет собой некое общение, а следовательно, прежде всего появляется необходимость занимать сообща определенное место; ведь место, занимаемое одним государством, представляет собой определенное единство, а граждане являются общинниками одного государства.

III, 1, 1. Государство есть совокупность граждан (политес).

Аристотель. Политика. III, 1, 3. Гражданин является таковым также не в силу того, что он живет в том или ином месте: ведь метеки и рабы также имеют местожительство наряду с гражданами, а равным образом не граждане и те, кто имеет право быть истцом и ответчиком, так как этим пользуются и иноземцы на основании заключенных с ними соглашений (таким именно правом они пользуются). Что касается метеков, то во многих местах они этого права в полном объеме не имеют, но должны выбирать себе простата, таким образом, они не в полной мере участвуют в этого рода общении.

4. И о детях, не достигших совершеннолетия и потому не внесенных в гражданские списки, и о старцах, освобожденных от исполнения гражданских обязанностей, приходится сказать, что и те и другие – граждане лишь в относительном смысле, а не безусловно; и к первым придется прибавить «свободные от повинностей» граждане, а ко вторым – «перешедшие предельный возраст». ‹…› Мы же ставим своей задачей определить понятие гражданина в безусловном смысле этого слова.

Лучше всего безусловное понятие гражданина может быть определено через участие в суде и власти. Некоторые из должностей бывают временными: один и тот же человек либо вообще не может занимать их вторично, либо может занимать, но лишь по истечении определенного времени; относительно же других ограничений по времени нет – сюда относятся участие в суде и в Народном собрании.

5. Однако, пожалуй, кто-нибудь заметит, что судьи и участники народных собраний не являются должностными лицами и что в силу этого они не принимают участия в государственном управлении, хотя, с другой стороны, было бы смешно считать лишенными власти именно тех, кто выносит важнейшие решения. ‹…›  Мы же считаем гражданами тех, то участвует в суде и в Народном собрании. Примерно такое определение понятия гражданина лучше всего подходит ко всем тем, кто именуется гражданами.

9. На практике гражданином считается тот, у кого родители – и отец, и мать – граждане, а не кто-либо один из них. Другие идут еще дальше в этом определении и требуют, например, чтобы предки гражданина во втором, третьем и даже более отдаленном колене были также гражданами.

III, 2, 1. Гражданин, говорим мы, находится в таком же отношении к государству, в каком моряк на судне – к остальному экипажу. Хотя моряки на судне занимают неодинаковое положение: один из них гребет, другой правит рулем, третий состоит помощником рулевого; ‹…› благополучие плаванья – цель, к которой стремятся все моряки в совокупности.

7. Способность властвовать и подчиняться заслуживает похвалы, и добродетель гражданина, по-видимому, и заключается в способности прекрасно и властвовать, и подчиняться.

Аристотель. Политика. VII, 2, 1. Остается разобраться, следует ли признать, что счастье каждого отдельного человека и счастье государства тождественны или что не тождественны. Ответ на это ясен, так как все согласны с тем, что тождественны. Кто полагает счастливую жизнь одного человека в богатстве, тот признает счастливым и целое государство, если оно будет богатым.

VII, 4, 6. Для величины государства, как и всего прочего – животных, растений, орудий, существует известная мера. В самом деле, каждое из них, будучи чрезвычайно малым или выдаваясь своей величиной, не будет в состоянии осуществлять присущие ему возможности, но в одном случае совершенно утратит свои естественные свойства, а в другом – придет в плохое состояние. Так, например, судно в одну пядь не будет вообще судном, равно и судно в два стадия; судно, доведенное до определенных размеров, будет совершать плохое плаванье в одном случае из-за малых размеров, в другом – из-за чрезмерных.

7. Равным образом и государство с крайне малочисленным населением не может довлеть себе (а государство есть нечто самодовлеющее). Государство с чрезмерно большим населением, правда, является самодовлеющим в отношении удовлетворения насущных потребностей, однако же оно, скорее, племенная единица, нежели государственная, так как ему нелегко иметь какое-либо правильное устройство. ‹…› Отсюда следует, что в своем первоначальном виде государство должно заключать в себе такое количество населения, какое было бы прежде всего самодовлеющим для устройства благой жизни на началах политического общения. ‹…› Увеличение населения не должно быть безграничным. А какова граница избытка населения, легко усмотреть исходя из действительного положения дел. Деятельность государства распределяется между властвующими и подчиненными; задача первых – давать распоряжения и выносить судебные решения. Для того чтобы выносить решения на основе справедливости и для того чтобы распределять должности по достоинству, граждане непременно должны знать друг друга – какими качествами они обладают; где этого не бывает, там и с замещением должностей, и с судебными разбирательствами дело неизбежно обстоит плохо. Ведь и в том и в другом случае действовать необдуманно – несправедливо, а это имеет место при многолюдстве.

8. Сверх того и иноземцам, и метекам легко присваивать себе права гражданства, так как нетрудно проделать это незаметно именно вследствие избытка населения. Таким образом, ясно, что наилучшим пределом для государства является следующий: возможно большее количество населения в целях самодовлеющего его существования, притом легко обозримое.

Аристотель. Никомахова этика. I 1, 1094 b 5–10. Даже если для одного человека благом является то же самое, что для государства, более важным и более полным представляется все-таки благо государства, достижение его и сохранение. Желанно, разумеется, и [благо] одного человека, но прекраснее и божественней благо народа и государства.

Пер. Н. В. Брагинской

Аристотель. Политика. III, 3, 4. В олигархиях поденщику нельзя быть гражданином (там доступ к должностям обусловлен большим имущественным цензом), а ремесленнику можно, так как многие ремесленники богатеют от своего ремесла. В Фивах был принят закон: кто в течение десяти лет не воздерживался от рыночной торговли, тот не имел права занимать государственную должность. Напротив, во многих государствах закон допускает в число граждан и иноземцев; так, в некоторых демократиях гражданин и тот, у кого только мать – гражданка; тот же самый порядок наблюдается у многих по отношению к незаконнорожденным.

5. Тем не менее хотя вследствие недостатка в законных гражданах делают гражданами и таких людей (закон дозволяет это по причине малонаселенности государства), с увеличением народонаселения все-таки постепенно устраняются сначала родившиеся от раба или рабыни, затем родившиеся от женщин – гражданок, так что, в конце концов, гражданами становятся лишь родившиеся от обоих родителей – граждан.

6. Итак, из сказанного ясно, что существует несколько разновидностей гражданина: ясно также и то, что гражданином по преимуществу является тот, кто обладает совокупностью гражданских прав; и у Гомера сказано: «Как будто бы я скитался презренный», ибо тот, кто не обладает совокупностью гражданских прав, подобен метеку.

Пер. С. И. Жебелева

Аристотель. Политика. III, 1, 1. Вся деятельность государственного мужа и законодателя направлена исключительно на государство (полис), а государственное устройство (политийя) есть известная организация обитателей государства.

Аристотель. Риторика. I, 1. (1354a, 30) Поэтому хорошо составленные законы главным образом должны, насколько возможно, все определять сами и оставлять как можно меньше произволу судей, во-первых, потому что легче найти одного или немногих, чем многих таких людей, которые имеют правильный образ мыслей и способны издавать законы и изрекать приговоры. (1354b, 1–4) Кроме того, законы составляются людьми на основании  долговременных размышлений, судебные же приговоры произносятся на скорую руку, так что трудно людям, отправляющим правосудие, хорошо различать справедливое и полезное.

(5–15) Самая же главная причина заключается в том, что решение законодателя не относится к отдельным случаям, но касается будущего и имеет характер всеобщности, между тем как присяжные и судьи изрекают приговоры относительно настоящего, относительно отдельных случаев, с которыми часто находится в связи чувство любви или ненависти и сознание собственной пользы, так что они [судьи и присяжные] не могут с достаточной ясностью видеть истину: соображения своего собственного  удовольствия и неудовольствия мешают правильному решению дела. ‹…› Законодатель не может предвидеть частных случаев.

I, 4. (1360a, 20–24) Благополучие государства зависит от законов.

Необходимо, таким образом, знать, сколько есть видов государственного устройства, и что полезно для каждого из них, и какие обстоятельства, как вытекающие из самой природы данной формы государственного устройства, так и чуждые ее природе, могут способствовать гибели этой формы. За исключением лучшей формы правления, все остальные погибают как от излишнего ослабления, так и от чрезмерного напряжения, как, например, демократия гибнет не только при чрезмерном ослаблении, когда она под конец переходит в олигархию, но и при чрезмерном напряжении.

Пер. Н. Платоновой

Политика. III, 12, 1. Из трех видов государственного устройства, какие мы признаем правильными, наилучшими, конечно, является тот, в котором управление сосредоточено в руках наилучших. Это будет иметь место в том случае, когда-либо кто-нибудь один из общей массы, либо целый род, либо вся народная масса будет иметь превосходство в добродетели, когда притом одни будут в состоянии повелевать, другие – подчиняться ради наиболее желательного существования.

Пер. С. И. Жебелева

Аристотель. Риторика. I, 8. (1365b, 30–35) Демократия есть такая форма правления, где должности занимаются по жребию, олигархия – где это делается сообразно имуществу граждан, аристократия – где это делается сообразно воспитанию граждан. Под воспитанием я разумею здесь образование, установленное законом, потому что люди, не выходящие из пределов законности, в аристократии пользуются властью; необходимо, чтобы они казались лучшими из граждан, откуда получила название и сама форма правления. Монархия, как показывает само название ее, есть такая форма правления, в которой один властвует над всеми. Из форм единовластия та, которая осуществляется по своего рода порядку, есть царствование (базилейя), а другая, ничем не сдерживаемая, представляет собой тиранию.

I, 8. (1366a, 5) Цель демократии – свобода, олигархии – богатство, аристократии – воспитание и законность, тирании – защита.

Пер. Н. Платоновой

Аристотель. Политика. III, 5, 1. Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью в государстве, и верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководствуясь общественной пользой, естественно, такие виды государственного устройства являются правильными, а те, при которых имеются в виду выгоды либо одного лица, либо немногих, либо большинства, являются отклонениями. Ведь нужно признать одно из двух: либо люди, участвующие в государственном общежитии, не граждане, либо они все должны быть причастны к общей пользе.

2. Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть немногих, но более чем одного – аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что имеется в виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем  обозначение, общее для всех видов государственного устройства, – полития.

3. И такое разграничение оказывается логически правильным: один человек или немногие могут выделяться своей добродетелью, но преуспеть во всякой добродетели для большинства – дело уже трудное, хотя легче всего – в военной доблести, так как последняя встречается именно в народной массе. Вот почему в такой политии верховная власть сосредотачивается в руках воинов, которые вооружаются на собственный счет.

4. Отклонения от указанных устройств следующие: от царской власти – тирания, от аристократии – олигархия, от политии – демократия. Тирания – монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия – выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.

V, 7, 14. Тремя качествами должны обладать те, кто намерен занимать высшие должности: во-первых, сочувствовать существующему государственному строю; затем, иметь большие способности к выполнению обязанностей, сопряженных с должностью; в-третьих, отличаться добродетелью и справедливостью, соответствующими каждому виду государственного строя. Ведь если не одно и то же считается правомерным при всех видах государственного строя, то и в понимании того, что такое справедливость, неизбежно существует различие. И вот возникает затруднение: что, если всего этого не окажется налицо у одного и того же человека, каким образом здесь следует сделать выбор? Например, один обладает способностями полководца, но порочен и не сочувствует данному виду государственного строя; другой – человек справедливый и сочувствует, но способностей полководца не имеет, – каким образом нужно произвести выбор?

15. По-видимому, в данном случае нужно считаться с двумя соображениями: какими качествами в большей степени и какими – в меньшей обладают все эти люди. Поэтому в вопросе, касающемуся военного предводительства, скорее следует отдать предпочтение опытности в военном деле, нежели добродетели: военные способности встречаются реже, порядочность – чаще. В вопросах, касающихся сохранности сумм и распоряжения казной, следует поступать наоборот: здесь требуется добродетель больше той, какая свойственна большинству, а знания, какие при этом потребны, – общее достояние.

Пер. С. И. Жебелева

Аристотель. Политика. III, 10, 1. Вот четыре вида царской власти: во-первых, царская власть героических времен, основанная на добровольном подчинении ей граждан, но обладавшая ограниченными полномочиями, а именно: царь был военным предводителем, судьей и ведал религиозным культом; во-вторых, царская власть у варваров, наследственная и деспотическая по закону; в-третьих, так называемая эсимнетия – выборная тирания и, в-четвертых, царская власть в Лакедемоне, представляющая собой в сущности наследственную и пожизненную стратегию. Эти четыре вида различаются указанными выше свойствами.

2. Пятым видом царской власти будет то, когда один человек является неограниченным владыкой над всем, точно так же, как управляет общими делами то или иное племя или государство. Такого рода царская власть есть как бы власть домохозяйственная: подобно тому, как власть домохозяина является своего рода царской властью над домом, так точно эта всеобъемлющая царская власть есть в сущности домоправительство над одним или несколькими государствами и племенами.

Строго говоря, существует только два вида царской власти, подлежащих рассмотрению: этот последний вид и царская власть в Лакедемоне; остальные три вида в большинстве случаев занимают промежуточное положение между указанными.

Аристотель. Политика. VI, 1, 6. По общепринятому мнению, только при этом государственном устройстве все пользуются свободой, ибо к ней, как утверждают, стремится всякая демократия. А одно из условий свободы – по очереди быть управляемыми и править. В самом деле, основное начало демократического права состоит в том, что равенство осуществляется в количественном отношении, а не на основании достоинства; если справедливость – в этом, то, разумеется, верховная власть принадлежит народной массе и то, что решено будет большинством, должно считаться решением окончательным и справедливым. Все граждане, говорят, должны пользоваться равными правами, так что в демократиях неимущие оказываются обладателями большей власти, нежели состоятельные; ведь они составляют большинство, а верховную силу имеет решение большинства.

7. Итак, одним из признаков демократического строя, по признанию всех сторонников демократии, является свобода. Второе начало – жить так, как каждому хочется; эта особенность, говорят, есть именно следствие свободы, тогда как следствие рабства – отсутствие возможности жить, как хочется. Итак, это второй отличительный признак демократического строя. Отсюда уже возникло стремление не быть вообще в подчинении – лучше всего ни у кого, если же этого достигнуть нельзя, то, по крайней мере, хотя бы поочередно. И в данном случае это стремление совпадает с началом свободы, основанным на равноправии.

8. Исходя из этих основных положений и из такого начала, мы должны признать демократическими следующие установления: все должностные лица назначаются из всего состава граждан; все управляют каждым, в отдельности взятым, каждый – всеми, когда до него дойдет очередь; должности замещаются по жребию либо все, либо за исключением тех, которые требуют особого опыта и знания; занятие должностей не обусловлено никаким имущественным цензом или обусловлено цензом самым невысоким, никто не может занимать одну и ту же должность дважды, за исключением военных должностей; все должности либо те, где это представляется возможным, краткосрочны; судебная власть принадлежит всем, избираются судьи из всех граждан и судят по всем делам или по большей части их, именно по важнейшим и существеннейшим, как-то: по поводу отчетов должностных лиц, по поводу политических дел, по поводу частных договоров. Народное собрание осуществляет верховную власть во всех делах; ни одна должность такой верховной власти не имеет ни в каком деле или, в крайнем случае, имеет ее в самом ограниченном круге дел; или же в главнейших делах верховная власть принадлежит Совету.

9. Совет – наиболее демократическое из правительственных учреждений там, где нет средств для вознаграждения всем гражданам; в противном случае это учреждение утрачивает свое значение, так как народ, получая вознаграждение, сосредотачивает в своих руках решение всех дел. ‹…›  Следующей особенностью демократического строя является то, что все получают вознаграждение: Народное собрание, суд, должностные лица, или же, в крайнем случае, должностные лица, суд, Совет, обычные народные собрания, или из должностных лиц те, которые должны питаться совместно. И если олигархия характеризуется благородным происхождением, богатством и образованием, то признаками демократии должны считаться противоположные свойства, т. е. безродность, бедность и грубость.

10. Что касается должностей, то ни одна из них не должна быть пожизненной, а если какая-нибудь остается таковою по причине какого-нибудь давнишнего переворота, то следует лишить ее значения и замещать ее уже не путем выборов, а по жребию.

VI, 2, 1. Из четырех видов демократии наилучшим является, как об этом сказано в предшествующих рассуждениях, тот, который занимает по порядку первое место; к тому же этот вид демократии и самый древний из всех.

Я называю его первым в соответствии с естественным делением народонаселения. В самом деле, наилучшим видом народа является земледельческий; поэтому и возможно бывает насаждать демократию там, где народная масса живет земледелием или скотоводством. Не обладая значительной собственностью, люди не имеют там досуга часто устраивать народные собрания. Располагая всем необходимым, они занимаются своим делом и не заботятся о делах посторонних; политикой и управлением там, где получение должностей не сопряжено с большими материальными выгодами. Ведь люди в массе своей больше стремятся к прибыли, нежели к почету. ‹…›  

3. Для той демократии, о которой сказано выше, и полезным и обычным является следующий  порядок: весь; народ участвует в выборах должностных лиц, в принятии отчетов от них, отправляет обязанности судей, но высшие должности замещаются путем выбора и на основании имущественного ценза, причем чем должность выше, тем больше ценз; или же ни одна должность не замещается на основании ценза, то принимаются во внимание лишь способности человека.

5. Для того чтобы сделать население земледельческим бесспорно, полезны некоторые законы, выработанные в древнее время во многих государствах: запрещается приобретать землю свыше определенной меры или – вообще, или начиная от определенного места по направлению к городу и акрополю. Во многих государствах в древнее время законом запрещалось продавать первоначальные наделы. Ту же цель преследует и приписываемый Оксилу закон, по которому определенная часть принадлежащей каждому земли не должна отдаваться под залоговые обязательства.

6. Да и в настоящее время можно избежать злоупотреблений, если воспользоваться законом афитейцев, который пригоден для указанных выше целей; дело в том, что при значительном количестве населения они имеют мало земли и, однако же, все занимаются земледелием; земельную собственность они подвергают оценке не всю, но деля ее на такие части, чтобы даже имущество бедняков превышало законный ценз.

7. После земледельческой народной массы наилучший народ тот, где люди являются пастухами и живут скотоводством. Последнее во многих отношениях близко к земледелию; и для военной службы эти люди оказываются вследствие своего образа жизни наиболее пригодными: они полезны для нее и благодаря своей физической закалке, и благодаря тому, что могут долго оставаться  под открытым небом. Другие виды народной массы, из которых состоят прочие демократии, почти все хуже этих, ведь самый образ жизни их дурной и ни одно из тех дел, которыми занимается масса, состоящая из ремесленников, торговцев, поденщиков, не имеет ничего общего с добродетелью. К этому добавляется еще то обстоятельство, что все такого рода люди, постоянно торча на площади и в городе, с легкостью, так сказать, устраивают народные собрания. Наоборот, земледельцы, рассеянные по государственной территории, редко встречаются друг с другом, да и не нуждаются в такого рода встречах.

8. Там, где территория государства расположена таким образом, что пахотная земля находится на большом расстоянии от города, легко можно устроить и хорошую демократию, и политию. Народная масса в таких случаях бывает вынуждена селиться на полях; это ведет к тому, что если даже и имеется городская чернь, она все-таки не может получить преобладание в народных собраниях таких демократий без народной массы, живущей на территории государства.

Аристотель. Политика. VI, 2, 9. Что касается крайней демократии, при которой все принимают участие в государственном управлении, то не всякое государство в состоянии выносить ее, да и продержаться ей долго нелегко, если только она не скреплена законами и правами граждан. Чтобы установить эту демократию и придать силу народу, стоящие во главе ее обыкновенно привлекают в число граждан возможно большее количество людей и дают права гражданства не только законнорожденным, но и незаконнорожденным, и тем, у кого один из родителей – либо отец, либо мать – граждане; ведь они больше подходят для такого рода демократии.

10. Так обыкновенно поступают демагоги. На самом же деле следует допускать таких людей в число граждан до тех пор, пока народная масса не будет превышать общего числа знатных и средних. Дальше этого идти не следует, так как, оказавшись в большинстве, те внесут больше беспорядка в государственный строй; знатные, и так уже с трудом переносящие такого рода демократический строй, придут в еще больше раздражение, а это и послужило в Кирене причиной внутренних беспорядков. На небольшое зло можно и не обращать внимания, но если зло станет возрастать, оно скорее бросится в глаза.

11. Для такой демократии полезны, далее, и те установления, которыми воспользовался в Афинах Клисфен в целях усиления демократии, равно как и основатели демократического строя в Кирене. Следует вводить новые филы и фратрии, притом увеличить их число; с другой стороны, следует частные святыни объединить в небольшое количество святынь общих и вообще придумать так хитро, чтобы граждане как можно больше перемешались между собой, а прежние соединения распались.

Аристотель. Политика. IV, 4, 2. Характерным отличием так называемого первого вида демократии служит равенство. Равенство же, гласит основной закон этой демократии, состоит в том, что ни неимущие, ни состоятельные не имеют никакого преимуществ; верховная власть не сосредоточена в руках тех или других, но те и другие равны. Если, как полагают некоторые, свобода и равенство являются важнейшими признаками демократии, то это нашло бы свое осуществление главным образом в том, чтобы все непременно принимали участие в государственном управлении.     А так как народ представляет в демократии большинство, постановления же большинства имеют решающее значение, то такого рода государственный строй и является демократическим. Итак, вот один вид демократии.

3. Другой ее вид – тот, при котором занятие должностей обусловлено, хотя бы и невысоким, имущественным цензом. Обладающий им должен получить доступ к занятию должностей, потерявший ценз лишается этого права. Третий вид демократии – тот, при котором все граждане, являющиеся бесспорно таковыми по своему происхождению, имеют право на занятие должностей, властвует же закон. Четвертый вид демократии – тот, при котором всякий, лишь бы он был гражданином, пользуется правом занимать должности, властвует же опять-таки закон. При пятом виде  демократии все остальные условия те же, но верховная власть принадлежит не закону, а простому народу. 4. Это бывает в том случае, когда решающее значение будут иметь постановления Народного собрания, а не закон. Достигается это через посредство демагогов. В тех демократических государствах, где решающее значение имеет закон, демагогам нет места, там на первом месте стоят лучшие граждане; но там, где верховная власть основана не на законах, появляются демагоги. Народ становится тогда единодержавным, как единица, составленная из многих: верховная власть принадлежит многим, не каждому в отдельности, но всем народу.

Аристотель. Политика. VI, 4, 1. На основании приведенных соображений становится почти ясным и то, каким образом дóлжно устраивать олигархические правления. Именно каждый вид олигархии следует создавать из элементов, противоположных элементам демократического строя, причем он должен находиться в соответствии с противоположным ему видом демократии. Наиболее умеренный вид олигархии и вместе с тем первый по порядку приближается к так называемой политии; причем имущественный ценз должен быть установлен двоякого рода – более низкий и более высокий. Более низкий откроет гражданам доступ к занятию обыкновенных государственных должностей, второй – более важных. Каждый обладающий установленным имущественным цензом пусть пользуется всеми правами гражданства; при этом благодаря цензу будет введено в состав полноправного гражданства столь значительное количество людей из народа, что вместе с последними получится превосходство граждан над теми, кто правами гражданства не пользуется. Однако привлекать в число полноправных граждан всегда следует людей, принадлежащих к лучшему слою народа.

2. Подобного же рода устройство следует установить и для следующего вида олигархии, придав ей лишь слегка более выраженный характер. Зато тот олигархический строй, который соответствует крайней демократии, и является наиболее династическим и тираническим; насколько он является наихудшим, настолько нуждается в более сильных предохранительных мерах. Подобно тому, как здоровые от природы тела и хорошо снаряженные для плавания, имеющие прекрасный экипаж суда могут подвергнуться многим несчастным случаям, не погибая от них, болезненные же тела и плохо построенные, с плохим экипажем суда не в состоянии выдержать и незначительных несчастных случаев, так точно и наихудшие из видов государственного строя нуждаются в наибольших предохранительных мерах.

3. Для демократии спасительным является многолюдство (в них именно оно противополагается праву, основанному на достоинствах каждого); отсюда ясно, что олигархия должна искать средства для своего сохранения в том, что этому противопоставляется, а именно в установлении хорошего порядка.

Вследствие того, что народная масса обыкновенно состоит из четырех частей – земледельцев, ремесленников, торговцев, поденщиков, а для войны пригодны четыре рода оружия – конница, тяжеловооруженная пехота, легковооруженная пехота, флот, там, где условия местности оказываются удобными для верховой езды, имеются благоприятные данные для создания мощной олигархии: ведь спасение для жителей – в этом виде войска, а содержать коней могут только люди, владеющие крупной собственностью; там, где условия местности благоприятны для создания тяжеловооруженной пехоты, условия подходят для второго вида олигархии: ведь служба в тяжеловооруженной пехоте скорее по плечу состоятельным людям, нежели неимущим; легковооруженное же войско и матросы всецело соответствуют демократии.

4. И в настоящее время там, где эти последние имеются в преобладающем количестве, олигархи при возникновении внутренних междоусобий зачастую терпят поражения. Лекарство против этого следует заимствовать у обладающих военными талантами полководцев, которые к конному и тяжеловооруженному войску присоединяют в соответствующей мере легковооруженное. Благодаря последнему народная масса одерживает верх над состоятельными людьми во время внутренних смут; будучи легковооруженной, она без труда справляется с конными и тяжеловооруженными.

Аристотель. Риторика. I, 10. 1368b, 5–10) Но есть два вида законов – частный и общий; частным я называю написанный закон, согласно которому люди живут в государстве, общим –  тот закон, который признается всеми людьми, хотя он и не написан.

I, 13. (1378b, 5) Частным я называю тот закон, который установлен каждым народом для самого себя; этот закон бывает и писаный, и неписаный. Общим законом я называю закон естественный. Есть нечто справедливое и несправедливое по природе, общее для всех, признаваемое таковым всеми народами, если даже между ними нет никакой связи и никакого соглашения относительно этого.

I, 13. (1374a, 20–25) О законах неписаных. Они бывают двух родов: одни из них имеют в виду крайние проявления добродетели и порока, с которыми связаны порицания и похвалы, бесчестие и почести, изъявление общего уважения; сюда относится, например, признательность по отношению к благодетелям, воздаяние добром за добро, помощь друзьям и т. п. Другие же из неписаных законов восполняются недостатком частного писаного закона, так как правда, относясь, по-видимому, к области справедливого, есть то, что справедливость вопреки писаному закону.

Пер. Н. Платоновой

Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. IV, 4. (15) Правители в государствах, – разве ты этого не знаешь?– самые лучшие те, которые являются главными виновниками того, что граждане повинуются законам. Государство, в котором граждане наиболее повинуются законам, и в мирное время благоденствуют, и на войне неодолимо. (16) Далее, единодушие граждан, по общему мнению, есть величайшее благо для государства; очень часто там Совет старейшин и лучшие люди увещевают граждан быть единодушными; везде в Элладе есть закон, чтобы граждане давали клятву жить в единодушии, и везде эту клятву дают. Думаю я, это делается не для того, чтобы граждане присуждали награду одним и тем же хорам, чтобы хвалили одних и тех же флейтистов, чтобы отдавали преимущество одним и тем же поэтам, чтобы вообще находили удовольствие в одних и тех же предметах, но чтобы повиновались законам. Если граждане соблюдают их, то государство бывает очень сильным и благоденствует; а без единодушия ни государство, ни домашнее хозяйство процветать не могут. Обратимся к частной жизни: (17) кто реже подвергается наказанию со стороны государства, кто чаще получает награды? Тот, кто повинуется законам. Кто в суде реже проигрывает дела, кто чаще выигрывает? Кому лучше можно вверить охрану имущества, сыновей, дочерей? Кого государство в целом своем составе признает более заслуживающим доверия, как не того, кто соблюдает законы? От кого скорее могут получить, кто следует по праву, родители, родные, слуги, друзья, сограждане, иностранцы? Кому неприятели больше поверят при заключении перемирия, договора, соглашения о мире? С кем всякий охотнее вступит в союз, как не с тем, кто соблюдает законы? Кому союзники скорее вверят предводительство на войне, начальство над гарнизоном, свои города? От кого скорее можно рассчитывать получить благодарность за оказанное благодеяние, как не от того, кто соблюдает законы? Кому скорее можно оказать благодеяние, как не тому, от кого надеешься получить благодарность? С кем всякий больше захочет быть в дружбе, как не с таким, и с кем меньше захочет быть во вражде? С кем всякий меньше захочет воевать, как не с тем, с кем больше всего желает быть в дружбе и меньше всего во вражде и с кем очень многие желают быть друзьями и союзниками и очень немногие – личными врагами и неприятелями на поле битвы? (18) Итак, Гиппий, мое мнение таково, что законное и справедливое – одно и то же; если ты держишься противного мнения, скажи.

– Нет, клянусь Зевсом, Сократ, – отвечал Гиппий, – мне кажется, мое мнение о справедливости не расходится с тем, которое ты высказал.

– О неписаных каких-нибудь законах, Гиппий, ты имеешь сведения? – спросил Сократ.

– Да, – отвечал Гиппий, –  это – те, которые принимаются одинаково во всякой стране.

Пер. С. И. Соболевского

          Боги по праву на тех негодуют, кто праздно

          Жизнь проживает, подобно безжальному трутню, который,

305   Сам не трудясь, работой питается пчел хлопотливых.

          Так полюби же дела свои вовремя делать и с рвеньем –

          Будут ломиться тогда у тебя от запасов амбары.

          Труд человеку стада добывает и всякий достаток.

          Если трудиться ты любишь, то будешь гораздо милее

310   Вечным богам, как и людям; бездельники всякому мерзки.

          Нет никакого позора в работе – позорно безделье.

          Если ты трудишься, – скоро богатым, на зависть ленивцам,

          Станешь. А вслед за богатством идут добродетель с почетом.

          Хочешь бывалое счастье вернуть, так уж лучше работай,

315   Сердцем к чужому добру перестань безрассудно тянуться

          И, как советую я, о своем пропитанье подумай.

          Стыд нехороший повсюду сопутствует бедному мужу –

          Стыд, от которого людям так много вреда, но и пользы.

          Стыд – удел бедняка, а взоры богатого смелы.

Пер. В. В. Вересаева

Жизнеописание Эзопа. Советы Эзопа. XXII. (109–110) Не стыдись учиться в зрелом возрасте: лучше научиться поздно, чем никогда.

С кем приходится иметь дело, с тем будь сговорчив и учтив: ведь и собака, виляя, видит ласку, а кусаясь – палку.

Старайся стать разумным, а не богатым: богатства можно лишиться, разумность всегда с тобой.

В счастье не будь злопамятен, а относись к недругам по-доброму, и они раскаются, увидев, какого человека обижали. Если можешь оказать милость, не медли: действуй и помни, что судьба переменчива.

Пер. М. Л. Гаспарова

Эзоп. Басни. 213. Гранатовое дерево, яблоня и терновник. Гранатовое дерево и яблоня спорили, у кого плоды лучше. Спорили они все жарче, пока терновник с ближней изгороди не услышал их и не объявил: «Перестанем, друзья, зачем нам ссориться!»

Так, когда лучшие граждане в раздоре, то даже люди ничтожные набираются важности.

26. Рыбак. Рыбак ловил рыбу в реке. Он растянул свой невод, чтобы перегородить течение от берега до берега, а потом привязал к веревке камень и стал им бить по воде, пугая рыбу, чтобы та, спасаясь бегством, неожиданно попадалась в сети. Кто-то из местных жителей увидел его за таким занятием и стал бранить за то, что он мутит реку и не дает им пить чистую воду. Ответил рыбак: «Но ведь если бы не мутил я реку, то пришлось бы мне с голоду помереть!»

Так и демагогам в государствах тогда живется лучше всего, когда им удается завести в отечестве смуту.

Полемон Периэгет. Фрагменты. 48. Законы Солона были написаны на деревянных досках. Они имеют четырехгранную форму и сохраняются в пританее. Исписаны они со всех сторон. С каждой стороны они выглядят как треугольник, один из углов которого обращен вниз.

Пер. Г. П. Чистяковой

Афинская полития. IV, 6. Взяв дела в свои руки, Солон освободил народ и в текущий момент, и на будущее время, воспретив обеспечивать ссуды личной кабалой.

8. Высшие должности Солон сделал избирательными по жребию из числа предварительно выбранных, которых намечала каждая из фил. Доказательством же, что высшие должности Солон сделал выборными по жребию из людей, обладающих цензом, может служить закон о казначеях, который продолжает оставаться в силе еще и теперь: он повелевает избирать казначея по жребию из пентакосиомедимнов.

(2) Вот какие законы издал Солон относительно высших должностей.

В старину Совет Ареопага приглашал к себе кандидата и, обсудив в своей среде его кандидатуру, назначал на каждую из должностей подходящего человека на год, после чего отпускал его.

(3) Что касается фил, то их было четыре, как и раньше, и четыре филобазилевса. Каждая фила разделялась на три триттии и, кроме того, на 12 навкрарий. Во главе навкрарии стоял навкрар; эта должность была установлена для приема поступающих взносов и для ведения текущих расходов. Поэтому и в законах Солона, которые теперь уже вышли из употребления, во многих местах значится: «взыскивать предоставляется навкрарам» и «расход производится из навкрарских сумм».

(4) Далее он учредил Совет четырехсот, по сто из каждой филы, а Совету ареопагитов назначил охранять законы; как и прежде, он имел надзор за государственным порядком, причем он обязан был не только следить вообще за большинством самых важных государственных дел, но, между прочим, и привлекать к ответственности виновных, имея власть налагать взыскания и кары, причем штрафы вносили в город, не указывая, по какому поводу платится штраф. Наконец, он судил тех, кто составлял заговор для низвержения демократии, в силу того, что Солон издал закон о внесении относительно их чрезвычайного заявления.

(5) Видя, что в государстве часто происходят смуты, а из граждан некоторые по беспечности мирятся со всем, что бы ни происходило, Солон издал относительно их особый закон: «Кто во время смуты в государстве не станет с оружием в руках ни за тех, ни за других, тот предается бесчестию и лишается гражданских прав».

9. Итак, что касается высших должностей, то дело обстояло таким образом. По-видимому, вот такие три пункта в солоновском государственном устройстве являются наиболее демократичными: первое и самое важное – отмена личной кабалы в обеспечении ссуд; далее – предоставление всякому желающему возможности выступать истцом за потерпевшего обиду; третье, отчего, как утверждают, приобрела особенную силу народная масса, – апелляция к народному суду. И действительно, раз народ владычествует в голосовании, он становится властелином государства.

(2) Вместе с тем, так как законы не были написаны просто и ясно, но так же, как закон о наследствах и наследниках, то неизбежно возникло много споров, и решать все дела – и общественные, и частные – приходилось суду. Некоторые думают, что Солон сделал законы неясными, чтобы решение дел зависело от народа. Однако это предположение неправдоподобно, а, скорее, факт объясняется тем, что он не умел в общей форме выразить наилучшее. Несправедливо, в самом деле, судить о его намерениях с точки зрения теперешних условий, но надо рассматривать его на основании всего вообще введенного им государственного порядка.

10. Итак, вот те пункты в законах Солона, которым он, по-видимому, придал демократический характер. Но раньше законодательства он произвел отмену долгов, а после всего этого увеличение мер, весов и монеты. (2) Именно при нем и меры были увеличены в сравнении с фидоновскими, и мина, имевшая прежде вес в 70 драхм, доведена была до 100. Старинный тип чеканки представлял собой монету двухдрахмового достоинства. Он сделал ее и вес сообразно с монетой, так что 63 мины равнялись таланту, и эти три мины, пропорционально распределенные, прибавились на каждый статер и на другие меры веса.

11. Когда Солон устроил государственное устройство таким, как сказано, образом, к нему стали то и дело обращаться с докучливыми разговорами о законах, одни пункты порицая, о других расспрашивая. Ввиду этого он, не желая ни изменять их, ни навлекать на себя вражды, оставаясь в своем отечестве, предпринял путешествие в Египет отчасти по торговым делам, отчасти из любознательности, сказав, что не вернется в течение 10 лет. Он не считал себя вправе, если бы лично присутствовал, истолковывать написанное. (2) А вместе с тем многие из знати сделались его противниками вследствие отмены долгов. И обе партии переменили свое отношение к нему оттого, что установленный им порядок не оправдал их ожиданий. Именно народ рассчитывал, что он произведет передел всего, а знатные – что он вернет опять прежний порядок или только немного его изменит. Но Солон воспротивился тем и другим и, хотя имел возможность, вступив в соглашение с любой партией, достичь тирании, предпочел навлечь на себя ненависть тех и других, но зато спасти отечество и дать наилучшие законы.

Пер. С. И. Радцига

Пентакосиомедимны – по законам Солона все граждане подразделялись на четыре имущественных разряда. Первый разряд – пентакосиомедимны, или пятисотмерники, т. е. те, чей годовой доход мог быть приравнен к доходу в 500 медимнов зерна (вне зависимости от источника получения средств – ремесло, торговля или земледелие; один медимн был равен приблизительно 52 литрам). Второй разряд – всадники, или триакосиомедимны: годовой доход их составлял не менее 300 медимнов (этого было достаточно для приобретения и содержания коня, поэтому в ополчении они служили в кавалерии). Представители первых двух разрядов имели право на занятие высших должностей в Афинах. Следующая категория – зевгиты (некоторые исследователи полагают, что термин происходит от названия упряжки для пары волов – «зевгос»). Они имели годовой доход не менее 200 медимнов, составляли основу гражданского коллектива и в ополчении служили в качестве гоплитов – тяжеловооруженных пехотинцев. Последний имущественный разряд – феты, они имели доход менее 200 медимнов. Зевгиты и феты участвовали в работе Народного собрания (выбирая магистратов), могли быть избранными в суд присяжных – гелиэю). Таким образом, политические права и обязанности граждан были приведены в соответствие с цензовым делением.

Город – имеется в виду акрополь, где хранилась государственная казна.

Аристотель. Политика. II, 2, 4. Что уравнение собственности имеет свое значение для государственного общежития, это, по-видимому, ясно сознавали и некоторые из древних законодателей. Так, например, Солон установил закон (да и у других он имеется), по которому запрещается приобретение земли в каком угодно количестве.

Пер. С. И. Жебелева

Солон. XIII. Так как противоречия между бедными и богатыми достигли в то время высшей степени, государство оказалось совершенно расшатанным и казалось, что оно может успокоиться и прийти, в устойчивое положение только с установлением тирании. Весь простой народ был в долгу у богачей. Он обрабатывал у них землю, отдавая шестую часть урожая, и потому такие люди назывались гектоморами, т. е. шестидольниками и фетами; или они брали деньги в долг под залог своей свободы и становились кабальными у давших деньги взаймы. Одни из таких становились рабами тут же, других продавали на чужбину. Многие были вынуждены продавать своих детей – никакой закон не препятствовал этому – и бежать из своего полиса из-за жестокости кредиторов. Однако очень много людей, и притом из самых сильных, стали сходиться вместе и на сходках убеждать друг друга не оставаться пассивными, а, выбрав себе одного верного человека в защитники, освободить (из кабалы) просрочивших свой платеж, произвести раздел земли и вообще изменить государственное устройство.

XIV. Тогда наиболее рассудительные из афинян, видя, что один Солон свободен от каких-либо преступлений, не принимает никакого участия в несправедливостях богачей и не находится в таком стесненном положении, как бедняки, просили его заняться государственными делами и привести к концу возникшие распри. Однако историк Фаний с острова Лесбоса говорит, что Солон ради спасения государства прибег к обману тех и других: беднякам он тайно обещал раздел земли, а богачам подтверждение существующих долговых обязательств. Сам же Солон говорит, что он колебался принять на себя управление государством, опасаясь алчности одних и заносчивости других. Он был избран архонтом, а вместе с тем примирителем и законодателем, причем его приняли охотно и богатые люди, как человека зажиточного, и бедняки, как человека честного. Говорят, что еще раньше передавалась высказанная им мысль, что равенство не приводит к войне, причем она пришлась по душе и состоятельным людям, и беднякам; первые поняли это в смысле достоинства и добродетели, другие в том смысле, что у них будет все равное по мере и по числу.

XV. По-видимому, Солону первому принадлежит догадка назвать отмену долговых обязательств сейсахфией (т.е. облегчением). Он провел и записал прежде всего такое государственное постановление, что отменяются все прежние долговые обязательства и чтобы на будущее время никто не давал денег взаймы на кабальных условиях.

XVI. Большинство писателей согласно говорят, что сейсахфия была отменой долговых обязательств, с этим больше всего также сходится и то, что сам Солон говорит в своих поэтических произведениях. В них Солон гордится тем, что

С земли повсюду снял воздвигнутые грани,

И в рабстве бывшая досель земля свободна стала,

а из тех граждан, которые из-за долгов попали в кабалу, одних он вернул из чужбины, других, бывших в рабстве на месте, свободными сделал.

XXI. Солон прославился также и законом о завещаниях. Прежде нельзя было составлять завещания, но имущество и домашнее хозяйство должны были оставаться в роде умершего. Солон же предоставил право всякому отдать свое имущество кому захочет, если только у него нет законных детей; он дружбу почитал выше, чем родство, и личное расположение выше, чем обязанность, и сделал имущество достоянием собственников.

Пер. С. И. Соболевского

Фаний – время жизни и сведения о нем в других источниках не приводятся.

Демосфен. ХVIII. За Ктесифонта о венке (произнесена в 337 г. до н. э. за Ктесифонта, внесшего в Совет и Народное собрание предложение о награждении Демосфена золотым венком).

(6) ‹…› Я убедительно прошу одинаково всех вас выслушать беспристрастно мои возражения против высказанных обвинений – так именно, как требуют те законы, за которыми сам законодатель Солон, искренний друг и подлинный демократ, при самом же издании их считал нужным обеспечить постоянную силу не только тем, что написал их, но и тем, что судей обязывал приносить присягу. (7) И это он сделал, на мой, по крайней мере, взгляд, вовсе не из недоверия к вам, а просто по наблюдению, что, поскольку обвинитель имеет преимущества, выступая с речью первым, подсудимому невозможно преодолеть обвинений и клеветнических наветов, если каждый из вас, судей, не будет, как и велит ему благочестие по отношению к богам, доброжелательно принимать справедливых доводов также и от последующего оратора и если не будет разбираться во всех обстоятельствах дела, выслушивая обоих беспристрастно и с одинаковым вниманием.

Пер. С. И. Радцига

Солон. Элегии (приведены в: Аристотель. Афинская полития, 12).

(1) Да, я народу почет предоставил, какой ему нужен, –

Не сократив его прав, не дал и лишних зато.

Также подумал о тех я, кто силу имел и богатством

Славился, – чтоб никаких им не чинилось обид.

Встал я, могучим щитом своим тех и других прикрывая,

И никому побеждать не дал неправо других.

(2) В другом месте, высказываясь относительно народной массы, как надо с ней обходиться, он говорит:

Будет тогда лишь народ всего лучше идти за вождями,

Коль не живет без узды, не угнетен выше сил.

От пресыщенья родится надменность, коль средства большие

Людям приходят таким, меры не знает чей нрав.

(3) И еще где-то в другом месте он говорит относительно тех, которые хотели поделить между собой землю:

Кто пришел затем, чтоб грабить, полон был надежд больших

И рассчитывал богатство тут великое найти,

Ждал, что я, лаская мягко, нрав суровый проявлю,

Но тогда они ошиблись, а теперь, сердясь за то,

На меня косые взгляды мечут все, как на врага.

Нужды нет: что обещал я, сделал с помощью богов

И трудился я недаром. Мне равно не по душе –

Силой править тирании, как и в пажитях родных

Дать худым и благородным долю равную иметь.

(4) Также и об отмене долгов и о людях, порабощенных сначала, а после освобожденных благодаря сейсахфии:

Какой же я из тех задач не выполнил,

Во имя коих я тогда сплотил народ?

О том всех лучше перед Времени судом

Сказать могла б из олимпийцев высшая –

Мать черная Земля, с которой снял тогда

Столбов поставленных я много долговых,

Рабыня прежде, ныне же свободная.

На родину, в Афины, в богозданный град

Вернул я многих, в рабство проданных,

Кто кривдой, кто по праву, от нужды иных

Безвыходной бежавших, уж забывших речь

Аттическую – странников таков удел, –

Иных еще, в позорном рабстве бывших здесь

И трепетавших перед прихотью господ,

Всех я освободил. А этого достиг

Закона властью, силу с правом сочетав,

И так исполнил все я, как и обещал.

Законы я простому со знатным наравне,

Для каждого прямую правду указав,

Так написал. А если б кто другой, как я,

Стрекало взял – недобрый, алчный человек, –

Народа б не сдержал он. Если б я хотел

Того, что нравилось тогда противникам,

Потом того, что указали б их враги,

Тогда мужей бы многих наш лишился град.

Затем-то, на борьбу все мужество собрав,

Я, точно волк, вертелся среди стаи псов.

(5) И в другом месте, порицая обе стороны за обращенные к нему впоследствии жалобы их на судьбу, он говорит:

Народ коль нужно прямо порицать, скажу:

Чем ныне обладают, никогда того

Не видели б глазами и во сне...

А кто знатней и с большей силой, должен бы

Меня хвалить и другом сделать бы своим,

потому что, если бы кто-нибудь другой, говорит он, достиг этой почести,

Народа б не сдержал и не отстал бы сам,

Пока не сбил бы масла, снявши молоко,

А я меж ними, как на спорном поле столб,

Стоял на меже.

Пер. С. И. Радцига

Наша страна не погибнет по воле Зевеса

И по решенью других присно блаженных богов.

Ибо хранитель такой, как благая Афина Паллада,

Гордая грозным отцом, длани простерла над ней.

Но, уступая корысти, объятые силой безумья,

Граждане сами не прочь город великий сгубить.

Кривдой полны и владыки народа, и им уготовили

Жребий печальный: испьют чашу несчастий до дна.

Им непривычно спесивость обуздывать и, отдаваясь

Мирной усладе пиров, их в тишине проводить, –

Нет под покровом деяний постыдных они богатеют

И, не щадя никого, будь это храмов казна

Или народа добро, предаются, как тати, хищенью, –

Правды священной закон в пренебреженье у них.

Пер. Г. Ф. Церетели

Демосфен. XIX. О преступном посольстве. (251) Хорошо, теперь посмотрите, что он говорил относительно Солона. Он утверждал, что стоящая на площади статуя Солона может служить образцом скромности ораторов, выступавших тогда перед народом: он представлен держащим руку под гиматием, закинутым на плечо. ‹…› Однако саламинцы говорят, что нет и пятидесяти лет с тех пор, как поставлена та статуя, от Солона же до настоящего времени прошло около двухсот сорока лет; значит, художник, придавший ему такой вид, сам не был его современником, но даже не был таковым его дед.

(352) Для государства было гораздо важнее узнать, чем внешность, именно душу и образ мыслей Солона. Именно, когда Саламин был отнят у афинян и они постановили даже смертную казнь тому, кто заговорит о его возвращении, Солон,  пренебрегая собственной безопасностью, стал петь сочиненную им элегию и таким образом спас это место для нашего государства и избавил его от павшего на него позора.

Пер. С. И. Радцига

Элиан. Пестрые рассказы. VIII, 16. Старик Солон, сын Эксекестида, заподозрил Писистрата в стремлении к тиранической власти, когда тот явился в Народное собрание и потребовал себе телохранителей. Заметив, что афиняне равнодушны к его речам, но сочувственно слушают Писистрата, Солон заявил, что он прозорливее одних и мужественнее других. Прозорливее тех, кто не понимает, что обладатель личной стражи станет тираном, и мужественнее людей, хранящих молчание, отлично угадывая его замысел. Писистрат, между тем, добившись отряда телохранителей, захватил власть. Тогда Солон сел перед домом, положив с собой щит и копье, и сказал, что с оружием в руках будет, как ему позволят силы, защищать свое отечество: по летам он уже не годится в стратеги, но предан родине всеми помыслами. Однако Писистрат то ли из почтения к мудрости Солона, то ли в память прошлого не стал преследовать Солона. Вскоре Солон умер глубоким старцем, прославив себя мудростью и бесстрашием. Ему поставили на агоре медную статую, похоронили на деньги города у городской стены, вблизи ворот, по правую сторону от входа, и обнесли могилу оградой.

Пер. С. В. Поляковой

Аристотель. Политика. V, 9, 23. Третья (по продолжительности тирания) – тирания Писистратидов в Афинах. Правда, она была с перерывами: Писистрат во время своей тирании два раза подвергался изгнанию, так что из тридцати трех лет только семнадцать приходится на его тиранию, восемнадцать – на тиранию его сыновей, а всего, значит, тридцать пять лет.

V, 4, 4. В прежние времена тирания возникала чаще, чем теперь, еще и потому, что в руках некоторых лиц сосредотачивались большие полномочия. Этого достигали все они потому, что пользовались доверием народа, а средство приобрести это доверие заключалось в том, что они объявляли себя ненавистниками богатых. Так в Афинах Писистрат добился тирании, вступив в распрю с педиаками.

Пер. С. И. Жебелева

Геродот. I, 59. У афинян же шли в то время распри между обитателями побережья [Паралия] (предводителем их был Мегакл, сын Алкмеона) и равнинными жителями (во главе с Ликургом, сыном Аристолаида). Писистрат, тогда уже помышлявший о тирании, создал третью партию. Он набрал приверженцев и, открыто став вождем партии нагорных жителей, и придумал следующую хитрость. Он изранил себя и своих мулов и затем въехал на повозке на рыночную площадь, якобы спасаясь от врагов, которые хотели его избить, когда он ехал по полю. Писистрат просил народ дать ему охрану. Он уже ранее отличился как полководец в войне с мегарцами, завоевав Нисею и совершив другие замечательные подвиги. Народ же афинский позволил себя обмануть, предоставив ему телохранителей из числа горожан: они были не копьеносцами, а дубинщиками, сопровождая его с деревянными дубинками. Во главе с Писистратом они-то и восстали и захватили акрополь. Тогда Писистрат стал владыкой афинян. Он не нарушил, впрочем, порядка государственных должностей и не изменил законов, но управлял государством по существующим законоустановлениям, руководя государственными делами справедливо и дельно.

Пер. Г. А. Стратановского

Аристотель. Афинская полития. 13. (4) Этих партий было три: одна паралийцев с Мегаклом, сыном Алкмеона, во главе, которые, по-видимому, преимущественно добивались среднего образа правления; другая – педиаков, которые стремились к олигархии (ими предводительствовал Ликург); третья – диакрийцев, во главе которых стоял Писистрат, казавшийся величайшим приверженцем демократии. (5) К этим последним примкнули, с одной стороны, те, которые лишились денег, отданных взаймы, – ввиду стесненного положения; с другой – люди нечистого происхождения – вследствие страха. Это видно из того, что после низвержения тиранов афиняне произвели пересмотр гражданских списков, так  как многие пользовались гражданскими правами противозаконно. Все эти партии имели названия по тем местам, где они обрабатывали землю.

14. Наиболее рьяным приверженцем демократии казался Писистрат, стяжавший большую славу во время войны с мегарцами. Он сам нанес себе раны и под предлогом, будто это было делом его политических противников, убедил народ дать ему телохранителей. Письменное предложение об этом внес Аристион. Получив в свое распоряжение отряд так называемых «дубинщиков», он с помощью их восстал против народа и занял Акрополь.

15. (4) Отобрал Писистрат оружие у народа следующим образом. Устроив смотр войска у Тесейона, он пробовал обратиться к народу с речью и говорил недолго. Когда же присутствующие стали говорить, что не слышат, он попросил их подойти к преддверию Акрополя, чтобы могли лучше слышать его. А в то время как он произносил свою речь, люди, специально получившие такое распоряжение, подобрав оружие, заперли его в близлежащем здании – Тесейоне – и, подойдя, знаком сообщили об этом Писистрату. Окончив говорить о других делах, он сказал и об оружии, что по поводу случившегося не надо ни удивляться, ни беспокоиться, но следует возвратиться по домам и заниматься своими делами, а обо всех общественных делах позаботится он сам.

16. Так вот тирания Писистрата с самого начала установилась таким образом и столько имела перемен. (2) А руководил государственными делами Писистрат, как сказано, с умеренностью и скорее в духе гражданского равноправия, чем тиранически. Он был вообще гуманным и кротким человеком, снисходительным к провинившимся; бедных он даже снабжал вперед деньгами на сельские работы, чтобы они могли кормиться, занимаясь земледелием. (3) Это делал по двум соображениям: с одной стороны, для того, чтобы они не находились в городе, но были рассеяны по всей стране, с другой – для того, чтобы, пользуясь достатком и занятые своими личными делами, они не имели ни желания, ни досуга заниматься общественными. (4) А вместе с тем и доходов поступало к нему больше при условии, если обрабатывалась земля, так как Писистрат взимал десятину с получавшихся доходов.

(5) По этим же соображениям он учредил и «судей по демам», да и сам часто ездил по стране, наблюдая за ходом дел и примиряя тяжущихся, чтобы они не запускали своих работ, отправляясь в город. (6) Во время одного такого путешествия Писистрата случилось, как рассказывают, приключение с земледельцем, обрабатывавшим на Геметте местечко, получившее впоследствии прозвание «безоброчного». Увидав, что какой-то человек копается и трудится над одними камнями, Писистрат подивился этому и велел рабу спросить у него, сколько дохода получается с этого участка. Тот ответил: «Какие только есть муки и горе; да и от этих мук и горя десятину должен получить Писистрат». Человек этот ответил так, не зная его. Писистрат же в восхищении от его прямоты и трудолюбия сделал его свободным от всех повинностей.

(7) Вообще, простой народ он старался ничем не раздражать во время своего правления, но всегда обеспечивал мир и поддерживал спокойствие. Вот почему и говаривали часто, что «тирания Писистрата – это жизнь при Кроносе». Впоследствии же, когда преемниками Писистрата сделались его сыновья, правление стало гораздо более суровым. (8) Но самым важным из всего сказанного было то, что он по своему характеру был демократичным и обходительным человеком. Во всех вообще случаях он хотел  руководить всеми делами по законам, не допуская для себя никакого преимущества. Так, например, однажды, вызванный в суд в Ареопаг по обвинению в убийстве, он сам вышел на суд, чтобы оправдаться, но вызвавший его к ответу обвинитель побоялся и оставил дело. (9) Поэтому-то и пробыл он долгое время у власти и, если бывал изгнан, легко возвращал себе эту власть снова. За него стояло большинство как знатных, так и демократов. Одних он привлекал к себе, поддерживая с ними знакомство, других тем, что оказывал им помощь в их личных делах; он отличался таким характером, что умел ладить с теми и с другими.

Пер. С. И. Радцига

Аристотель. Экономика (приписываемое Аристотелю сочинение «Экономика» представляет собой, видимо, экономическое исследование какого-то из его учеников, создано не ранее середины III в. до н. э.).

II, 2. (4) Гиппий афинский обложил налогом балконы, выступающие в верхних этажах на улицы, также лестницы, барьеры и двери, открывающиеся наружу. Ввиду этого владельцы их откупались деньгами, и у него таким образом составились большие средства. Точно так же и монеты, ходившие у афинян, он обесценил; назначив им стоимость, он велел приносить их ему. Когда же они сосредоточились у него, он перечеканил их и пустил в обращение то же самое серебро. Далее, если кто должен был исполнять триерархию, быть филархом, исполнять хорегию или нести расходы еще на какую-нибудь литургию, он установил умеренную расценку и предоставил всякому желающему внести эту сумму, чтобы числиться в ряду людей, исполнявших литургию. Наконец, в пользу жрицы Афины на Акрополе он установил за всякого умершего вносить по одному хенику ячменя, и еще по хенику пшеницы и по оболу, точно так же у кого родится ребенок, тому делать то же самое.

Пер. С. И. Радцига

Фукидид. VI, 54. (5) Вообще Писистратиды стремились в своем правлении проявлять больше всего доблести и благоразумия. Так, они взимали с афинян только двадцатую часть доходов с земли. На эти средства они благоустроили и украсили город, вели успешные войны и упорядочили празднества. (6) В остальном в городе продолжали существовать прежние законы, и тираны заботились лишь о том, чтобы кто-нибудь из их семьи всегда занимал должность архонта.

Пер. Г. А. Стратановского

Элиан. Пестрые рассказы. IX, 25. Писистрат, придя к власти, призвал к себе людей, без дела склонявшихся на рыночной площади, и расспрашивал о причинах их праздности. «Если у тебя пал вол, возьми моего и принимайся за работу, если нет семян, я тебе дам», – говорил он, так как опасался, что безделие таит в себе угрозу заговора против него.

Пер. С. В. Поляковой

Плутарх. Наставления по управлению государством. Моралии. 50. Писистрат, тиран афинский, когда некоторые его друзья отложились от него и захватили Филу, вышел к ним со своей постелью за спиной; а на вопрос, чего ему нужно, отвечал: «Уговорить вас вернуться, а если не уговорю, то остаться с вами: оттого я и взял с собой поклажу».

50, 4. Гурьба гуляк привязалась к его жене и многого ей наговорила и делала обидного; наутро они пришли в слезах умолять Писистрата о снисхождении. Тот сказал: «В другой раз будьте умнее; а жена, моя, знайте, вчера и не выходила из дому».

50, 5. Сыновья его, узнав, что он хочет жениться во второй раз, стали его спрашивать, не в обиде ли он на них. «Ничуть, – ответил он, – я так доволен вами, что хочу себе еще таких же сыновей».

Пер. А. П. Ельницкого

Аристотель. Афинская полития. 20. (4) Когда народ взял в свои руки управление, Клисфен стал вождем и простатом народа. Это произошло потому, что чуть ли не главными виновниками изгнания тиранов были Алкмеониды, и они же большей частью вели непосредственную борьбу. (5) Но еще раньше Алкмеонидов пытался вести борьбу с тиранами Кедон. Поэтому-то в честь его и  пели в сколиях:

И за Кедона налей, виночерпий: всегда его помни,

Если за добрых мужей очередь кубок налить.

21. Так вот по этим-то причинам народ и верил Клисфену. А тут, находясь во главе народной партии, на четвертом году после низвержения тиранов, при архонте Исагоре (2) он начал с того, что распределил всех граждан между десятью филами вместо четырех. Он хотел смешать их, чтобы большее число людей получило возможность участия в делах государства. Отсюда и пошло выражение: «не считаться филами» – в ответ тем, кто хочет исследовать происхождение.

(3) Затем он установил Совет пятисот вместо четырехсот, по пятидесяти из каждой филы, а до сих пор было по сто. Разделил же он не на двенадцать фил из того соображения, чтобы это деление не совпадало с существовавшим ранее делением на триттии; именно в четырех филах было двенадцать триттий, так что в этом случае не удалось бы смешать народ. (4) Кроме того, Клисфен разделил страну по демам на тридцать частей: десять взял из демов пригородных, десять – из демов прибрежной полосы, десять – из демов внутренней полосы. Назвав эти части триттиями, в каждую филу он назначил по жребию три триттии, так чтобы в состав каждой филы входили части из всех этих областей. Далее он заставил считаться демотами жителей каждого из демов, чтобы люди не выделяли новых граждан, называя их по отчеству, но чтобы публично называли по имени демов. Вот отчего афиняне и называют себя по имени демов. (5) Учредил он и должность демархов, которые имеют те же обязанности, что и прежние навкрары, так как демы он образовал вместо навкрарий. Что касается названий, то некоторым из демов он дал их по местечкам, некоторым – по основателям, так как уже не все демы связаны были с местечками. (6) Роды же, фратрии и жречества он предоставил всем иметь по отеческим заветам. Филам он дал в качестве эпонимов из ста предварительно намеченных архогетов десятерых, которых изрекла пифия.

22. В результате этих изменений государственный строй стал более демократичным, чем солоновский. Это и понятно: законы Солона упразднила тирания, оставляя их без применения; между тем, издавая другие новые законы, Клисфен имел в виду интересы народа. В их числе был издан и закон об остракизме.

Пер. С. И. Радцига

Плутарх. Аристид. VII. Остракизм не был наказанием за какой-нибудь низкий поступок; благопристойности ради он назывался «усмирением и обузданием гордыни и чрезмерного могущества», но по сути дела оказывался средством утишить ненависть, и средством довольно милосердным: чувство недоброжелательства находило выход не в чем-либо непоправимом, но лишь в десятилетнем изгнании того, кто это чувство вызвал.

Обыкновенно суд происходил так. Каждый, взяв черепок, писал на нем имя гражданина, которого считал нужным изгнать из Афин, а затем нес к определенному месту на площади, обнесенной со всех сторон оградой. Сначала архонты подсчитывали, сколько всего набралось черепков: если их было меньше шести тысяч, остракизм признавался несостоявшимся. Затем все имена раскладывались порознь, и то, чье имя повторялось наибольшее число раз, объявлялся изгнанным на десять лет без конфискации имущества.

Пер. С. П. Маркиша

Филохор. Аттиды. Фрагмент № 30.Народ производил предварительное голосование перед восьмой пританией по вопросу, находит он нужным «подавать черепок». Если это признавалось нужным, рыночная площадь (агора) огораживалась досками, причем оставляли десять входов; через них входила каждая фила отдельно, а черепки подавали, поворачивая их надписью вниз. Наблюдали за этим девять архонтов и Совет. Затем черепки подсчитывали, и тот, против кого было подано больше всего голосов, и притом не менее шести тысяч, должен был удалиться из города на десять лет (впоследствии на пять). Перед этим он должен был в течение десяти дней дать другим и сам получить удовлетворение по своим личным делам; он сохранял право пользоваться доходами, но не имел права приближаться к черте Гереста, мыса на Эвбее.

Из людей малоизвестных один только Гипербол был изгнан посредством остракизма за свою нечестность, а не потому, что его подозревали в стремлении к тирании. После него прекратился этот обычай, который вел свое начало от законодательства Клисфена, когда этот последний изгнал тиранов и хотел также изгнать их друзей.

Пер. А. И. Зайцева

Шесть тысяч – утверждение Филохора противоречит сообщениям Плутарха и других источников. 6 тыс. – это необходимое для кворума Народного собрания в Афинах число граждан; для изгнания путем остракизма достаточно было получить простое большинство голосов.

Аристотель. Политика. III, 1, 10. Как это сделал, например, в Афинах Клисфен после изгнания тиранов: он вписал в филы многих иноземцев и рабов-метеков. По отношению к таким гражданам спорный вопрос не в том, кто из них гражданин, но в том, по праву или не по праву [он стал таковым].

Пер. С. И. Жебелева

Плутарх. Ликург. V. Лакедемоняне тосковали по Ликургу и неоднократно приглашали его вернуться, говоря, что единственное отличие их нынешних царей от народа – это титул и почести, которые им оказываются, тогда как в нем видна природа руководителя и наставника, некая сила, позволяющая ему вести за собой людей. Сами цари с нетерпением ждали его возвращения, надеясь, что в его присутствии толпа будет относиться к ним более уважительно. В таком расположении духа находились спартанцы, когда Ликург приехал назад и тут же принялся изменять и преобразовывать все государственное устройство. Он был убежден, что отдельные законы не принесут никакой пользы, если, словно врачуя больное тело, страдающее всевозможными недугами, с помощью очистительных средств, не уничтожить дурного смешения соков и не назначить нового, совершенно иного образа жизни. С этой мыслью он прежде всего отправился в Дельфы. Принеся жертвы богу и вопросив оракула, он вернулся, везя то знаменитое изречение, в котором пифия назвала его «боголюбезным» и скорее богом, нежели человеком: на просьбу о благих законах был получен ответ, что божество обещает даровать спартанцам порядки несравненно лучшие, чем в остальных государствах. Ободренный возвещаниями оракула, Ликург решил привлечь к исполнению своего замысла лучших граждан и повел тайные переговоры сначала с друзьями, постепенно захватывая все более широкий круг и сплачивая всех для задуманного им дела. Когда же приспел срок, он приказал тридцати знатнейшим мужам выйти ранним утром с оружием на площадь, чтобы навести страх на противников. Из них двадцать, самые знаменитые, перечислены Гермиппом; первым помощником Ликурга во всех делах и наиболее ревностным соучастником издания новых законов называют Артмиада.

Из многочисленных нововведений Ликурга первым и самым главным был Совет старейшин. В соединении с горячечной и воспаленной, по слову Платона, царской властью, обладая равным с нею правом голоса при решении важнейших дел, этот Совет стал залогом благополучия и благоразумия.  Государство, которое носилось из стороны в сторону, склоняясь то к тирании, когда победу одерживали цари, то к полной демократии, когда верх брала толпа, положив посредине, точно балласт в трюме судна, власть старейшин, обрело равновесие, устойчивость и порядок: двадцать восемь старейшин теперь постоянно поддерживали царей, оказывая сопротивление демократии, но в то же время помогали народу хранить отечество от тирании. Названное число Аристотель объясняет тем, что прежде у Ликурга было тридцать сторонников, но двое, испугавшись, отошли от участия в деле. Сфер же говорит, что их с самого начала было двадцать восемь. Возможно, причина здесь та, что это число возникает от умножения семи на четыре и что, после шести, оно первое из совершенных, ибо равно сумме своих множителей. Впрочем, по-моему, Ликург, поставил двадцать восемь старейшин скорее всего для того, чтобы вместе с двумя царями их было ровно тридцать.

VI. Ликург придавал столько значения власти Совета, что привез из Дельф особое прорицание на этот счет, которое называют «ретрой». Оно гласит: «Воздвигнуть храм Зевса Силланийского и Афины Силланийской. Разделить (народ) на филы и обы. Учредить тридцать старейшин с вождями совокупно. От времени до времени созывать собрание меж Бабикой и Кнакионом, и там предлагать и распускать, но господство и сила да принадлежит народу». Приказ «разделить» относится к народу, а филы и обы – названия частей и групп, на которые следовало его разделить. Под «вождями» подразумеваются цари. «Созывать собрание» обозначено словом «апеллáдзейн», ибо началом и источником своих преобразований Ликург объявил Аполлона Пифийского. Бабика и Кнакион теперь именуются [текст испорчен] и Эниутом, но Аристотель утверждает, что Кнакион – это река, а Бабика – мост. Между ними и происходили собрания, хотя в этом месте не было ни портика, ни каких-либо иных укрытий: по мнению Ликурга, ничто подобное не способствует здравости суждений, напротив – причиняет один только вред, занимая ум собравшихся пустяками и вздором, рассеивая их внимание, ибо они, вместо того чтобы заниматься делом, разглядывают статуи, картины, проскений театра или потолок Совета, чересчур пышно изукрашенный. Никому из обыкновенных граждан не дозволялось подавать свое суждение, и народ, сходясь, лишь утверждал или отклонял то, что предлагали старейшины и цари. Но впоследствии толпа разного рода изъятиями и прибавлениями стала искажать и уродовать утверждаемые решения, и тогда цари Полидор и Теопомп сделали к ретре такую приписку: «Если народ постановит неверно, старейшинам и царям распустить», то есть решение принятым не считать, а уйти и распустить народ на том основании, что он извращает и переиначивает лучшее и наиболее полезное. Они даже убедили все государство в том, что таково повеление бога, как явствует из одного упоминания Тиртея:

Те, кто в пещере Пифона услышал Феба речение,

Мудрое слово богов в дом свой родной принесли:

Пусть в Совете цари, которых боги почтили,

Первыми будут; пусть милую Спарту хранят.

С ними советники-старцы, за ними – мужи из народа,

Те, что должны отвечать речью прямой на вопрос.

Пер. С. П. Маркиша

Ксенофонт. Лакедемонская полития. XIII. Теперь я хочу изложить, какую власть и какие права Ликург дал царю над войском. Во-первых, во время похода государство снабжает царя и его свиту продовольствием. С ним питаются те полемархи, которые постоянно находятся вместе с царем, чтобы в случае надобности он мог совещаться с ними. Вместе с царем также питаются три человека из числа «гомеев»; их задача – заботиться обо всем необходимом для царя и его свите, чтобы те могли целиком посвятить себя заботам о военных делах.

(2) Я хочу как можно точнее рассказать о том, как царь выступает в поход с войском. Прежде всего еще в городе он приносит жертву Зевсу-Водителю и божествам, спутникам Зевса. Если жертвы благоприятны, «носитель огня» берет огонь с алтаря и несет его впереди всех до границы государства. Здесь царь вновь приносит жертвы Зевсу и Афине. (3) Только в том случае, если оба божества благоприятствуют начинанию, царь переходит границы страны. Огонь, взятый от жертвенного костра, несут все время впереди, не давая ему угаснуть; за ним ведут жертвенных животных различных пород. Каждый раз царь начинает приносить жертвы в предрассветных сумерках, стремясь снискать благосклонность божества раньше врагов. (4) При жертвоприношениях присутствуют полемархи, лохаги, пентекостеры, командиры наемников, начальники обоза, а также те из стратегов союзных городов, которые пожелают этого. (5) Также присутствуют два эфора, которые ни во что не вмешиваются, пока их не призовет царь. Они наблюдают за тем, как каждый ведет себя, и учат всех достойно вести себя во время жертвоприношений. Когда жертвы принесены, царь созывает всех и отдает приказания. Тому, кто наблюдает в этот момент за ними, все греки покажутся недоучками в военном деле и только одни спартанцы – истинными знатоками.

(7) Старейший из свиты царя строит те войска, которые должны стоять позади царского отряда. ‹…› Таким образом, ничто не мешает действиям людей, так как все предусмотрено заранее.

(8) Прекрасными и полезными кажутся мне законы Ликурга относительно сражения. В то время когда перед лицом неприятеля приносят в жертву молодую козу, закон предписывает, чтобы все флейтисты играли, каждый спартанец надел венок, а все оружие блестело. Юноше следовало идти в битву тщательно причесанным и держать себя весело и уверенно. Приказания передают эномотарху; каждый эномотарх стоит возле своего отряда, чтобы ему не приходилось ждать, пока приказание будет  передано через всю эномотию. Полемарх должен заботиться, чтобы все шло хорошо.

(10) Когда наступает время располагаться на ночлег, царь выбирает и указывает место для лагеря. Отправление же посольств к друзьям или врагам не дело царя. К царю все обращаются, когда хотят чего-либо добиться. (11) Если кто-нибудь приходит искать правосудия, царь отправляет его к элланодикам, если добивается денег – к казначею. Если приносит добычу – к лафирополам. Таким образом, в походе царь не имеет  других обязанностей, кроме обязанностей жреца и военачальника.

XV. Я хочу еще рассказать, какие взаимоотношения Ликург установил между царями и общиной граждан, ибо царская власть – единственная, которая остается именно такой, какой она была установлена с самого начала. Другие государственные установления, как всякий может убедиться, уже изменились и продолжают изменяться даже сейчас. (2) Ликург предписал, чтобы царь, ведущий свое происхождение от бога, совершал все общественные жертвоприношения именем государства. Он также должен вести войско туда, куда ему прикажет родина. (3) Царю предоставляется право брать почетную часть жертвенного животного. В городах периэков царю разрешают брать себе достаточное количество земли, чтобы он имел все необходимое, но не был богаче, чем следует. (4) Чтобы цари не питались дома, Ликург предписал им участвовать в общественных трапезах. Он разрешил им получать двойную порцию не для того, чтобы цари ели больше других, а для того, чтобы могли почтить пищей того, кого пожелают. Кроме того, Ликург дал право каждому царю выбрать для своей трапезы двух товарищей, которые назывались пифиями.

(5) Царям также было предоставлено право получать поросенка от каждой опоросившейся свиньи; это было сделано для того, чтобы у царя не было недостатка в жертвенных животных, если у него возникнет необходимость посоветоваться с богами. (6) Пруд, находящийся поблизости от царского дома, обеспечивает снабжение водой. Насколько это полезно, знают те, кто не имеет такого водоема. При появлении царя встают все, кроме эфоров, которые продолжают сидеть на своих стульях. (7) Эфоры и цари ежемесячно обмениваются клятвами: эфоры присягают от лица полиса, царь – от своего имени. Царь клянется править, сообразуясь с законами, установленными в государстве, а полис обязуется сохранять царскую власть неприкосновенной, пока царь будет верен своей клятве. (8) Таковы почести, воздаваемые царю в Спарте при его жизни. Они лишь немного отличаются от почестей, оказываемых частным лицам. Действительно, Ликург не желал ни внушить царям стремление к тирании, ни возбудить зависть сограждан к их могуществу. (9) Что касается почестей, воздаваемых царю после смерти, то из законов Ликурга видно, что лакедемонских царей чтили не как простых людей, но как героев.

Пер. М. Н. Ботвинника

Военные дела – остальное войско находилось на самообеспечении.

Божества, спутники Зевса, – вероятно, это братья Диоскуры.

Носитель огня – в Спарте существовал обычай нести огонь перед войском.

Павсаний. IV, 7, 3. Ими командовали оба царя, Феопомп, сын Никандра, и Полидор, сын Алкамена; самого Алкамена уже не было в живых. Двинулись против них и мессеняне, и когда спартанцы пытались завязать сражение, мессеняне в свою очередь стали наступать на них. Лакедемонянами командовал на левом крыле Полидор, на правом – Феопомп, в центре стоял Еврилеонт, в данное время считавшийся лакедемонянином, а по своему происхождению он был родом от Кадма из Фив, потомок в пятом колене Эгея, сына Ойолика, внука Феры, правнука Автесиона. У мессенян правому крылу лакедемонян противостояли Антандр и Эвфай, второе крыло против Полидора занимал Пифарат, а в центре – Клеоннис. 4. Когда войска собирались вступить в бой, то цари, проходя по своим рядам, воодушевляли своих. И Феопомп обратился к лакедемонянам с короткою речью, как это было в обычае у спартанцев, напоминая о клятве, которая была дана по поводу войны с мессенянами, и о том, как будет польщено их честолюбие, если они превзойдут своих отцов, которые поработили окружные страны, они же совершат еще более славный подвиг и приобретут еще более прекрасную страну. Эвфай сказал более длинную речь, чем спартанский царь, но и он должен был ограничить свою речь, так как враги наступали. Он указывал им, что сейчас борьба у них будет не только за землю и имущество, но, говорил он, они должны ясно видеть, что ожидает побежденных: жены и дети будут уведены и испытают долю рабов, для взрослых самым легким будет смерть, если она произойдет без истязаний; ограблены будут храмы их и дома их отцов сожжены; что его слова – не пустое предположение, явным доказательством всего этого являются страдания захваченных в плен в Амфее. Вместо столь великих несчастий для иного выгодой является славная смерть, но так как, продолжал он, мы еще не побеждены и стоим здесь, не проявляя страха перед врагами, то при равных условиях нам легче превзойти своих противников решительностью действий теперь, чем потом, потерявши смелость и уверенность, поправлять постигшую нас неудачу. Вот что сказал Эвфай.

IV, 8, 1. Когда предводители с той и другой стороны дали знак к началу боя, мессеняне бегом бросились на лакедемонян; они вели себя смело, как люди, под влиянием гнева готовые умереть. Каждый из них стремился первым начать битву; и лакедемоняне тоже выступили против них столь же решительно, но они были озабочены тем, как бы не расстроить своих рядов. Когда они были близко друг от друга, враги стали потрясать оружием, посылая друг другу угрозы и грозно глядя друг на друга, затем начали осыпать друг друга бранью: спартанцы называли мессенян своими рабами, людьми ничуть не более свободными, чем илоты, а мессеняне называли спартанцев за их подлые поступки безбожниками, так как из-за алчности они пошли на людей, родственных им по племени, а также преступниками против богов, которые являются древнеотеческими для дорян, в особенности даже против Геракла. И вот, обмениваясь бранными словами, они вместе с тем стали понемногу приступать и к делу, наступая друг на друга как сплошными рядами, особенно лакедемоняне, так и сражаясь один на один. Искусством в военных делах и навыком лакедемоняне намного превосходили мессенян, а равно и численностью: ведь с ними были жители окружных городов, уже покоренные и шедшие вместе с лакедемонянами, были и асинейцы и дриопы, которые поколением раньше были изгнаны аргосцами со своей земли и обратились в Лакедемон, прося о защите; теперь они по необходимости должны были идти в поход вместе с ними; против легковооруженных мессенян были двинуты наемные отряды критских стрелков. Эти преимущества лакедемонян со стороны мессенян уравновешивались их отчаянием и равнодушием к смерти; все страдания, которые они испытывали, они с гордостью считали скорее неизбежными для людей, любящих свою родину, чем ужасными, то же, что они совершали, они переоценивали, преувеличивая силу своего удара и тяжесть его действия на лакедемонян. 2. У тех и у других было то, что убиваемые не прибегали ни к мольбам, ни к обещанию денежного выкупа, может быть, потому, что у них не было никакой надежды убедить в этом своих врагов вследствие взаимной ненависти. ‹…› Совершенно неожиданно умирали те, которые хотели снять с только что ими убитых военную добычу: или, оставив какую-либо часть тела незащищенной, они получали удар копьем или мечом, не приняв мер предосторожности, занятые в данный момент другим делом, или погибали от руки тех, с которых они снимали военную добычу, но которые еще дышали.

4. В этом сражении с обеих сторон или исключительно или преимущественно сражалась только тяжеловооруженная пехота. Всадников было немного, и они не совершили ничего, достойного упоминания; пелопоннесцы были тогда плохими наездниками. Легковооруженные мессеняне, а со стороны лакедемонян критские стрелки совсем даже не вступали в бой: по древнему еще обычаю и те и другие были поставлены в тылу своей пехоты. На следующий день ни те, ни другие не решались начать сражения или первыми поставить трофей победы; к концу дня они взаимно послали глашатаев для переговоров относительно уборки трупов убитых, и, взаимно договорившись, они тут же принялись за погребение.

Пер. С. П. Кондратьева

Ксенофонт. Лакедемонская полития. II. Хочу рассказать, как воспитывали детей в Спарте и в других местах. Все остальные эллины утверждают, что они лучше всего воспитывают сыновей, приставляя к ним рабов-педагогов, как только дети начинают понимать речь. Затем они посылают мальчиков в школы, чтобы те изучали там письмо, мусические искусства и гимнастические упражнения в палестре. Кроме того, они изнеживают их ноги обувью, а тела – переменами одежды. Мерой питания детей они считают вместимость их желудков.

(2) Вместо того чтобы приставлять к каждому мальчику рабов-педагогов, Ликург установил, чтобы мальчиками распоряжался человек из числа тех, кому позволено занимать самые высокие должности в государстве. Он называется педономом. Ликург поручил педоному собирать детей и, надзирая за ними, строго наказывать тех, кто окажется нерадивым. Ликург дал ему биченосцев из числа юношей, чтобы они, когда потребуется, наказывали детей. Поэтому в Спарте дети очень послушны и отличаются большой скромностью. (3) Вместо того чтобы изнеживать ноги детей обувью, Ликург потребовал укреплять их хождением босиком. Он считал, что, отказавшись от обуви, они гораздо легче будут подниматься в гору и более безопасно спускаться вниз. Привыкшие ходить босыми, они легче, чем обутые, будут прыгать, подскакивать и быстрее бегать. (4) Вместо того чтобы расслаблять тело одеждой, Ликург постановил, чтобы они в течение всего года носили один и тот же гиматий. Он полагал, что так юноши лучше будут подготовлены и к жаре, и к холоду. (5) Он рекомендовал ирену иметь такое количество пищи, чтобы его воспитанники никогда не наедались до пресыщения. Он хотел, чтобы пища не отягощала их и чтобы они привыкли жить в нужде. Ликург считал, что воспитанные таким образом юноши, если возникнет необходимость, легче смогут переносить трудности. Более того, если будет приказано, они смогут растянуть запас хлеба на больший промежуток времени и меньше будут нуждаться в приправах; они приспособятся ко всякой пище, и образ жизни их будет более здоровым. Ликург предпочитал, чтобы пища способствовала росту юношей и делала их тела более гибкими, полагая, что это будет лучше, чем если они будут толстеть от питания. (6) Он не хотел заставлять юношей чрезмерно страдать от голода, но не давал им возможности получать без труда то, в чем они нуждались; поэтому он разрешил им воровать, чтобы они не страдали от голода. (7) Я думаю, никто не сомневается в том, что Ликург разрешил воровать пищу не по причине недостатка продовольствия; ведь ясно, что готовящемуся к краже приходится ночью бодрствовать, а днем обманывать и подстерегать. Тот, кто намеревается что-либо украсть, должен также позаботиться о том, чтобы поставить дозорных. Отсюда ясно, что, воспитывая мальчиков таким образом, Ликург стремился сделать их более ловкими и более воинственными. (8) Могут спросить, почему, если Ликург одобрял воровство, он назначил попадавшемуся жестокую порку. Я считаю, что он это сделал потому, что при любом обучении люди наказывают того, кто плохо выполняет задание. Так и спартанцы наказывают попавшихся за то, что они плохо воруют. (9) Установив, что почетно украсть как можно больше сыра с алтаря Ортии, Ликург предписал их товарищам бить ворующих. Он хотел этим показать, что ценой недолгого страдания можно наслаждаться славой длительное время. Это также показывало, что в тех случаях, когда требуется быстрота, нерасторопный принесет меньше всего пользы и получит больше всего неприятностей. (10) Чтобы в отсутствие педонома мальчики никогда не оставались без начальника, Ликург установил, что любой присутствующий гражданин также имеет право приказывать мальчикам все, что найдет нужным, и наказывать их, если они в чем-нибудь провинятся. Сделав это, он добивался того, что мальчики стали более скромными: ибо и мальчики, и взрослые никого так не почитают, как своих начальников. (11) Если случится, что возле мальчиков не окажется взрослых, Ликург постановил, чтобы и тут они не оставались без надзора. Он приказал, чтобы в каждой иле командовал самый дельный из иренов. Таким образом, в Спарте дети никогда не бывают предоставлены сами себе.

III. Когда мальчики становятся отроками, все эллины освобождают их из-под надзора рабов-педагогов и учителей. Никто уже не распоряжается ими, и они становятся самостоятельными. Ликург и в данном случае ввел совершенно иные установления. (2) Он заметил, что подросткам, более чем другим возрастам, свойственно самомнение и что наглость легко прививается к ним; стремление к удовольствиям также присуще им в высшей степени. Поэтому Ликург возложил на юношей больше всего работ и обременил их многочисленными занятиями. (3) Каждого, кто станет уклоняться от этих трудов, он в качестве наказания лишил права добиваться каких-либо почетных должностей. Таким образом, Ликург заставил присматривать за ними не только специально приставленных к тому должностных лиц; родичам юношей также приходилось следить за тем, чтобы из-за пренебрежения своими обязанностями они не стали презренными людьми в государстве. (4) Кроме того, желая приучить молодежь к скромности, Ликург предписал, чтобы юноши на улице держали руки под гиматием и ходили молча, не оглядываясь, глядя себе под ноги. Этот обычай показал, что и в отношении скромности мужской пол также превосходил женский.

(5) Скорее можно заставить заговорить каменные изваяния, чем спартанских юношей, и легче привлечь взор бронзовых статуй. Можно подумать, что они даже скромнее девушек, воспитанных в теремах. Когда подростки приходили в филитии, они должны были говорить только тогда, когда их спрашивали. Такую заботу проявил Ликург о подростках.

IV. (2) Ликург исходил из тех соображений, что хоры наиболее приятны для слушателей, а гимнастические соревнования интересны для зрителей у тех народов, которые часто устраивают состязания. Поэтому он решил заставить юношей состязаться в добродетели, чтобы они достигли высшей степени доблести. Я расскажу, как он добился этого. (3) Эфоры выбирают из людей, достигших зрелости, трех человек, которых называют гиппогретами. Каждый из них подбирает себе 100 человек, разъясняя всем, по каким причинам он предпочитает одних и отвергает других. (4) Те, кто не попали в число избранных, враждуют с теми, кто их отверг, и с теми, кого выбрали вместо них. Они подстерегают друг друга, чтобы захватить соперника за совершением поступка, который считается предосудительным. (5) Так возникает это соперничество, угодное богам, возбуждающее гражданские чувства в людях: каждому становится ясно, что следует делать человеку. Обе группы соперников стараются показать свое превосходство друг перед другом, и, когда возникает необходимость, каждый заботится о поддержании своего здоровья в хорошем состоянии, ибо их соперничество приводит к тому, что где бы эти группы юношей ни встретились, они вступают в кулачный бой. Однако каждый прохожий имеет право разнять дерущихся. Если в этом случае кто отказывается повиноваться разнимающему, педоном ведет его к эфорам. Они сурово наказывают виновного, стремясь добиться, чтобы гнев никогда не пересиливал уважение к законам. (7) Все остальные греки освобождают тех, кто уже вышел из юношеского возраста и получил право занимать в государстве высшие должности, от забот о физическом развитии; вместе с тем их заставляют принимать участие в походах. Ликург предписал людям этого возраста заниматься охотой, если какое-либо государственное дело не препятствует им в этом. Он сделал это для того, чтобы зрелые люди не хуже молодых могли переносить тяготы военной жизни.

Пер. М. Н. Ботвинника

Алтарь Ортии – Афродиты Ортии (прямостоящей).

Почетные должности – в данном случае Ксенофонт говорит об атимии – лишении гражданских прав, которое ожидало спартанцев, не получивших должного воспитания.

Теремах – в Афинах и в большинстве греческих полисов женщины жили в отдельном помещении, которое называлось «генекий» или «талам».

Плутарх. Ликург. XVI. Отец не имел права воспитывать свое дитя, но должен был приносить новорожденного в назначенное место, называемое лесхой, где восседали старейшины филы. Внимательно осмотрев его и найдя крепким и сильным, они разрешали его вскармливать, назначив ему участок земли (клер).

Пер. С. П. Маркиша

Ксенофонт. Лакедемонская полития. XIV. (2) Мне известно, что прежде спартанцы предпочитали жить в своем отечестве и находиться среди своих, обладая скромным достатком. (3) Я знаю также, что раньше, если у кого было золото, они боялись показать это. Теперь же есть такие, которые этим гордятся. Мне также известно, что раньше чужестранцев изгоняли из Лакедемона, а спартанцы, чтобы граждане не подпали под дурное влияние и не стали бы легкомысленными, запрещали селиться вне государства. (5) Было время, когда спартанцы стремились к тому, чтобы достойно предводительствовать: теперь же они домогаются командования, но не стараются быть достойными его. (6) Прежде греки приходили в Лакедемон, чтобы просить спартанцев возглавить их в борьбе против тех, кого они считали своими обидчиками; теперь, напротив, уже не раз эллины призывали друг друга воспрепятствовать спартанцам восстановить их гегемонию. (7) Не следует удивляться, что поведение спартанцев вызывает упреки, ибо они открыто перестали повиноваться богу и законам Ликурга.

Пер. М. Н. Ботвинника

Страбон. VIII, 5. (4) Эфор сообщает, что Гераклиды – Еврисфен и Прокл, захватив Лаконику, разделили ее на шесть частей и заложили в этой области основы городской и государственной жизни. Одну из частей, Амиклы, Гераклиды дали в качестве подарка тому, кто предал им Лаконику. ‹…› Спарту они оставили себе, объявив ее царской резиденцией. ‹…› В остальные части Лаконики они направили царей, предложив им вследствие недостатка населения принимать в качестве поселенцев всех желающих чужестранцев. Они пользовались поселком Ла в качестве пристани, так как там имелась хорошая гавань, Эгисом – как базой наступления против врагов – он ведь граничил с ними, Фаридою – как центром управления, так как она была в безопасности от врагов. ‹…› Все периэки подчинялись спартанцам, но пользовались общими законами и принимали участие в государственных делах и учреждениях. Сын Еврисфена Агис лишил их равенства в правах и повелел им платить Спарте подати. Все периэки подчинились этому приказу, гелеи же, во владениях которых находился Гелос (и называются они илоты), подняли восстание; их захватили и обратили в рабов, правда, с некоторыми ограничениями: владелец не мог ни освободить их, ни продать за границу. Эта война была названа войною против илотов. Илотию установили Агис и его сподвижники, и просуществовала она вплоть до римского завоевания. Спартанцы имели в лице илотов род общественных рабов, отведя им поселения и определив повинности. ‹…›

(5) Новые владетели Лаконики сперва сели себя скромно и сдержанно; после того же как устройство государства было поручено Ликургу, они превзошли всех могуществом и единственные из эллинов стали господствовать на суше и на море; они оставались вождями эллинов до тех пор, пока фиванцы не отняли у них гегемонию, а после фиванцев – македоняне.

Пер. В. Г. Боруховича

Гелос – объяснение Страбона основано на созвучии слова «илоты» (греч. гейлоты) с названием одного из городов Лаконики – Гелоса.

Плутарх. Ликург. XXVIII. Во всем этом нет и следа несправедливости или властолюбия, в чем некоторые обвиняют законы Ликурга. По их мнению, они хороши в целях воспитания мужества, но в недостаточной степени основаны на справедливости. Так  называемая криптия – если она действительно является одним из учреждений Ликурга, как полагает Аристотель, – послужила, вероятно, причиной, из-за которой возникло у Платона подобное мнение о конституции и ее авторе.

Заключалась же она в следующем: время от времени руководители государства рассылали по стране юношей из числа наиболее сообразительных, которые имели при себе только кинжалы и самый необходимый запас продуктов. Днем они отдыхали, прячась в укромных местах, ночью же, покинув свои убежища, хватали илотов на дорогах и убивали их. Они также часто нападали на сельские местности и убивали самых сильных и мужественных илотов. Так, Фукидид в «Истории Пелопоннесской войны» рассказывает о том, как самых мужественных илотов спартанцы наградили венками в знак того, что они стали свободными. Они обходили храмы богов один за другим, а несколько позже все исчезли (а было их более двух тысяч), так что ни тогда, ни после никто не мог объяснить, каким образом они погибли. Аристотель рассказывает, что эфоры, вступая в должность, первым делом объявляли войну илотам, чтобы убийство их происходило на законных основаниях. ‹…› Так что те, которые говорят, что в Спарте свободный наиболее свободен, а раб наиболее порабощен, верно подметили ее характерную особенность. Я полагаю,  что подобные жестокости стали применяться спартанцами позже, а именно после великого землетрясения, во время которого илоты объединились вместе с мессенянами и причинили много бед стране, и Спарте угрожала величайшая опасность.

Я не стану приписывать Ликургу столь гнусное учреждение, как криптии, составивши себе представление об этом человеке по кротости и справедливости его характера, проявившихся во всем остальном и засвидетельствованных самим божеством.

Пер. С. П. Маркиша

Величайшая опасность – речь идет о Третьей Мессенской войне, начавшейся в 464 г. до н. э.

Плутарх. Ликург. XXVI. Как уже говорилось, первых старейшин Ликург назначил из числа тех, кто принимал участие в его замысле. Затем он постановил взамен умерших всякий раз выбирать из граждан, достигших шестидесяти лет, того, кто будет признан самым доблестным. Не было, вероятно, в мире состязания более великого и победы более желанной! И верно, ведь речь шла не о том, кто среди проворных самый проворный или среди сильных самый сильный, но о том, кто среди добрых и мудрых мудрейший и самый лучший, кто в награду за добродетель получит до конца своих дней верховную, если здесь применимо это слово, власть в государстве, будет господином над жизнью, честью, короче говоря, над всеми высшими благами. Решение это выносилось следующим образом: когда народ сходился, особые выборные закрывались в доме по соседству, так, чтобы и их никто не видел, и сами они не видели, что происходит снаружи, но только слышали бы голоса собравшихся. Народ и в этом случае, как и во всех прочих, решал дело криком. Соискателей вводили не всех сразу, а по очереди в соответствии со жребием, и они молча проходили через собрание. У сидевших взаперти были таблички, на которых они отмечали силу крика, не зная, кому это кричат, но только заключали, что вышел первый, второй, третий, вообще очередной соискатель. Избранным объявлялся тот, кому кричали больше и громче других.

Аристотель. Политика. II, 6, 12. Сами факты свидетельствуют о том, как плохо были устроены в Лакедемоне все эти порядки: одного вражеского удара государство не смогло вынести и погибало именно из-за малолюдства. При первых царях, говорят, права гражданства давались и не гражданам, так что в то время, несмотря на продолжительные войны, малолюдства не было, и у спартиатов некогда было до десяти тысяч человек; так ли это или не так, но лучше, когда государство благодаря равномерно распределенной собственности изобилует людьми. 13. Законоположения, касающиеся деторождения, также имеют целью противодействовать малолюдству; законодатель, стремясь к тому, чтобы спартиатов было как можно больше, побуждает граждан к возможно большему деторождению. У них существует даже закон, что отец трех сыновей освобождается от военной службы, а отец четырех сыновей свободен от всех повинностей. И тем не менее ясно, что даже при возрастании населения существующий порядок распределения земельной собственности неизбежно должен увеличивать число бедняков.

14. Плохо обстоит дело и с эфорией. Эта власть ведает у них важнейшими отраслями управления; пополняется же она из среды всего гражданского населения, так что в состав правительства попадают зачастую люди совсем бедные, которых вследствие их необеспеченности легко можно подкупить, и в прежнее время такие подкупы нередко случались, когда некоторые из эфоров, соблазненные деньгами, погубили все государство, по крайней мере, насколько это от них зависело. Так как власть эфоров чрезвычайно велика и подобна власти тиранов, то и сами цари бывали вынуждены прибегать к демагогическим приемам, отчего также получался вред для государственного строя: из аристократии возникала демократия.

15. Конечно, этот правительственный орган придает устойчивость государственному строю, потому что народ, имея доступ к высшей власти, остается спокойным; создалось ли такое положение благодаря случайности, оно оказывается полезным, ведь целью того государственного строя, который рассчитывает на долговечное существование, должно служить то, чтобы все части, составляющие государство, находили желательным сохранение существующих порядков. Цари желают этого благодаря оказываемому им почету, люди высокого общества – благодаря герусии (избрание на эту должность является как бы наградой за добродетель), народ – благодаря эфории и тому, что она пополняется из всех. 16. Однако избрание на эту должность следовало бы производить из всех граждан и не тем слишком уж ребяческим способом, каким это делается в настоящее время. Сверх того, эфоры выносят решения по важнейшим судебным делам, между тем как сами они оказываются случайными людьми; поэтому было бы правильнее, если бы они выносили свои приговоры не по собственному усмотрению, но следуя букве закона. Самый образ жизни эфоров не соответствует общему духу государства: они могут жить слишком вольготно, тогда как по отношению к остальным существует скорее излишняя строгость, так что они, не будучи в состоянии выдержать ее, тайно, в обход закона предаются чувственным наслаждениям.

17. Неладно у них обстоит дело и с властью геронтов. Если они – люди порядочные и благодаря воспитанию обладают качествами, присущими совершенному человеку, то всякий немедленно признает их пользу для государства, хотя бы даже возникло сомнение, правильно ли то, что они являются пожизненными вершителями всех важных дел, ведь как у тела, так и у разума бывает старость. Но если геронты получают такого рода воспитание, что сам законодатель относится к ним с недоверием, не считая их совершенными мужами, то герусия не безопасна для государства. 18. Люди, занимающие эту должность, оказывается, бывают доступны подкупу и часто приносят в жертву государственные дела ради угождения. Поэтому было бы лучше, если бы они не были освобождены от всякого контроля, а теперь это именно так. Правда, на это можно возразить, что всех должностных лиц контролируют эфоры. Однако это обстоятельство и дает в руки эфории слишком большое преимущество, да и самый способ осуществления контроля, по нашему мнению, должен быть иным. Сверх того, и способ избрания геронтов в отношении оценки их достоинства тоже ребяческий; неправильно и то, что человек, стремящийся удостоиться избрания на эту должность, сам хлопочет об этом, тогда как следует, чтобы достойный занимал должности независимо от того, хочет он этого или не хочет. 19. Теперь же и в этом отношении, как равно и в остальных делах, касающихся государственного строя, законодателем руководило, по-видимому, одно соображение: он стремился вселить в граждан честолюбие и хочет играть на нем же в деле избрания геронтов. Ведь никто не станет добиваться должности, не будучи честолюбивым. Однако же и большая часть сознательных преступлений совершается людьми именно вследствие честолюбия и корыстолюбия.

20. О царской власти – лучше ли, чтобы она имелась в государстве, или нет – речь будет в другом месте. Однако лучше с ней будет обстоять дело, во всяком случае, лишь когда каждый из лакедемонских царей будет ставиться на царство по оценке его образа жизни. Ясно, впрочем, что и сам законодатель не рассчитывал на то, чтоб можно было сделать царей людьми совершенными; во всяком случае, он не верит в то, что они в достаточной степени доблестные мужи. Вот почему вместе с ними посылали, в качестве сопровождающих, их личных врагов и считали спасением для государства, когда между царями происходили распри.

21. Не могут считаться правильными и те законоположения, которые были введены при установлении сисситий, так называемых фидитий. Средства на устройство их должно давать, скорее, государство, как это имеет место на Крите. У лакедемонян же каждый обязан делать взносы, несмотря  на то, что некоторые по причине крайней бедности не в состоянии нести такие издержки, так что получается результат, противоположный намерению законодателя. Последний желает, чтобы институт сисситий был демократическим, но при существующих законоположениях он оказывается менее всего демократическим. Ведь участвовать в сисситиях людям очень бедным нелегко, между тем как участие в них, по унаследованным представлениям, служит показателем принадлежности к гражданству, ибо тот, кто не в состоянии делать эти взносы, не пользуется правами гражданства.

22. Против основной мысли (спартанского) законодателя можно было бы сделать упрек, какой высказал Платон в «Законах»: вся совокупность законов рассчитана только на одну часть добродетели, именно на воинскую доблесть, так как она полезна для приобретения господства. Поэтому они держались, пока вели войны, и стали гибнуть, достигнув гегемонии: они не умели пользоваться досугом и не могли заняться каким-либо другим делом, которое выше военного дела. 23. Не меньше и другая ошибка: по их мнению, блага, за которые бьются люди, достигаются скорее при помощи добродетели, чем порока, и в этом отношении они совершенно правы; но нехорошо то, что эти блага они ставят выше добродетели.

‹…› Плохо обстоит дело у спартиатов и с государственными финансами: когда государству приходится вести большие войны, его казна оказывается пустой и взносы в нее поступают туго; а так как большая часть земельной собственности сосредоточена в руках спартиатов, то они и не контролируют друг у друга внесение налогов. И получается результат, противоположный той пользе, какую имел в виду законодатель: государство он сделал бедным денежными средствами, а частных лиц корыстолюбивыми. О лакедемонском государственном устройстве сказанного достаточно; мы отметили то, что может вызвать больше всего нареканий.

Пер. С. И. Жебелева

Аристотель. Политика. VII, 13, 10. Некоторые более поздние писатели высказали приблизительно ту же точку зрения: восхваляя строй Лакедемонского государства, они восхищаются поставленной законодателем целью – именно приноровить все законы к целям завоевания и войны. 11. Такого рода взгляды легко опровергнуть логическими доводами, а теперь они опровергнуты и фактами. И подобно тому, как огромная масса людей стремится господствовать над многими, что будто бы способствует внешнему счастью, так точно и Фиброн, да и все прочие, кто писал о государственном строе лакедемонян, с нескрываемым восторгом относится к их законодателю, указывая на то, что благодаря закаленности лакедемонян в перенесении опасностей они широко распространили свою власть. 12. Но в настоящее время, когда лакедемонской гегемонии уже более не существует, ясно, что они не могут быть названы счастливыми, да и законодатель их вовсе не безупречен. Было бы смешно признавать, что они, оставаясь верными его законам, при отсутствии каких бы то ни было препятствий пользоваться установленными им законами утратили возможность пользоваться прекрасной жизнью. Равным образом заблуждаются также и в вопросе о характере той власти, к которой законодатель должен относиться с уважением: ведь власть над свободными людьми более прекрасна и более соответствует добродетели, нежели господство над рабами. 13. Кроме того, не следует признавать государство счастливым и восхвалять законодателя, если он заставил граждан упражняться в том, что нужно для подчинения соседей, ведь в этом заключается большой вред. Ясно, что тогда каждый гражданин должен по мере возможности направлять свои стремления к тому, чтобы быть в состоянии властвовать над своим собственным государством. Таким образом, ни одно из такого рода основных положений, ни один из таких законов не заключают в себе ни государственной мудрости, ни пользы, ни истины. Напротив, законодатель должен стремиться внедрить в души людей убеждение, что высшее благо и в общественной, и в частной жизни – одно и то же. 14. О военных упражнениях гражданам нужно заботиться не ради того, чтобы они поработили тех, кто этого не заслуживает, но для того, чтобы прежде всего они сами не попали в рабство к другим, затем, чтобы они стремились достигнуть гегемонии на пользу подвластным, а не ради приобретения деспотической власти над всеми, наконец, в-третьих, чтобы они стремились к деспотической власти только над теми, кто заслуживает быть рабом. 15. И логические соображения, и фактические данные свидетельствуют в пользу того, то законодатель должен преимущественно прилагать старания к тому, чтобы его законодательство, касающееся и военного дела, и всего прочего, имело в виду досуг и мир. Ведь большинство государств, обращающих внимание лишь на военную подготовку, держатся, пока они ведут войны, и гибнут, лишь только достигают господства. Виноват в этом законодатель, который не воспитал в гражданах умения пользоваться досугом.

Аристотель. Политика. II, 7, 1. Критский государственный строй близок к лакедемонскому. Некоторые его черты не хуже, в большей же своей части он все же оказывается менее искусно созданным. Вероятно – да это подтверждается и преданием, – лакедемонское государственное устройство во многих своих частях явилось подражанием критскому, а известно, что старинные учреждения бывают в большинстве случаев менее разработаны, чем более поздние. По преданию, Ликург, отправившись в путешествие, после того как он отказался от опеки над царем Хариллом, значительную часть времени провел тогда на Крите из-за племенного родства. Дело в том, что жители Ликта были лакедемонскими колонистами; когда они отправились основывать колонию, то восприняли у тамошних жителей существовавшую у них совокупность законов. Недаром и теперь еще периэки управляются по ним так, как было впервые установлено Миносом в его законах.

2. Остров Крит как бы предназначен природой к господству над Грецией, и географическое положение его прекрасно: он соприкасается с морем, вокруг которого почти все греки имеют свои места поселений; c одной стороны, он находится на небольшом расстоянии от Пелопоннеса, с другой – от Азии, именно от Триопийской местности и Родоса. Вот почему Минос и утвердил свою власть над морем, а из островов одни подчинил своей власти, другие населил, пока, наконец, напав на Сицилию, он не окончил там свою жизнь около Камика. 3. Сходство между критскими и лакедемонскими порядками заключается в следующем: для спартиатов земли обрабатывают илоты, для критян – периэки; у спартиатов и у критян существуют сисситии, которые в первоначальные времена назывались у лакедемонян не фидитиями, а, как у критян, андриями – явное доказательство, что они были заимствованы оттуда. Далее, и политический строй: эфоры имеют ту же власть, какая на Крите принадлежит так называемым космам; разница лишь в том, что число эфоров – пять, число космов – десять. Геронты соответствуют тем геронтам, которых критяне называют Советом. Прежде существовала и царская власть, но критяне ее отменили; предводительство же на войне у них принадлежит космам. (4) В Народном собрании участвуют все, но права выносить самостоятельное решение Народное собрание не имеет ни в чем, а только утверждает постановления геронтов и космов. С сисситиями у критян дело обстоит лучше, чем у лакедемонян. В Лакедемоне каждый  поголовно должен делать положенный взнос – в противном случае закон лишает его гражданских прав, как об этом было сказано выше: на Крите сисситии имеют более общенародный характер: от всего урожая, от всего приплода, от всех доходов, получаемых государством, и… взносов, платимых периэками, отчисляется одна часть, идущая на дела культа и на общественные расходы, а другая часть идет на сисситии. Таким образом, все, и женщины, и дети, и мужчины, кормятся на государственный счет.

5. ‹…› То, что сисситии поставлены у критян лучше, чем у лакедемонян, ясно. Напротив, с их космами дело обстоит еще хуже, чем со спартанскими эфорами.